“Ну, может же быть лапочкой, когда захочет!” — умилилась я, закрывая дверь за господином Азором.
Чтобы сразу вслед за этим предаться панике.
Что делать, что же делать, мне нечего надеть!
Я рванула в свою комнату, в надежде, что при открытом гардеробе на меня снизойдет озарение. Адка прискакала вслед за мной, усиливая панику зловещим шипением:
— Белье наденешь самое старое! И ноги брить не смей!
На секунду вынырнув на поверхность из пучины душевных мук, я одарила глупышку снисходительным взглядом:
— Ох уж эта молодежь! — я покачала головой, — Начитаются этих ваших интернетов, и верят потом во всякую чушь! Между прочим, в прошлый раз я тоже не после конкурса красоты была…
Теперь у Адки в глазах отчетливо читалось: “Что же делать, что делать?!”
Встретившись взглядами, мы вдруг дружно рассмеялись, а уже через миг, обнявшись, беззвучно хохотали друг другу в плечи.
Минутное безумие отступило.
Мне в принципе за четыре последних года было не до свиданий, а потому, за исключением платья, в котором я была в ресторане с Виталиком Буровым, и которое я не надену к Мирославу из безосновательного иррационального упрямства, хоть режьте, у меня нет ни одной парадно-выгребной тряпки. И что теперь, плакать что ли?
Зато фигура красивая! И грудь какая! И я даже спала последний годик достаточное количество, так что синяки под глазами можно не замазывать за их отсутствием! Не это ли повод чувствовать себя королевишной?
И плевать мне на всё на свете — у меня, в конце концов, свидание! Первое за черт знает какое время!
В гардеробе отыскались симпатичные брючки и в каком-то смысле весьма фривольная блузка, строгая под пиджаком, но без оного весьма себе свиданственная!
Из подъезда я выплыла ровно в оговоренный срок и в приподнятом настроении.
И оно только улучшилось, когда Азор шагнул мне навстречу с букетом роз — темно-бордовых, бархатистых, на длинных стеблях.
— А если бы я не захотела идти на свидание? — я с удовольствием втянула в себя аромат, подумала и вернула букет дарителю: пусть на заднем сидении катается.
Мирослав открыл передо мной пассажирскую дверь:
— Тогда я бы сманил тебя вниз, к машине, — улыбнулся он.
Всё-таки улыбка этим синеглазым невероятно к лицу! По своим сужу.
Мягко щелкнул ремень безопасности, машина мигнула огнями и начала выбираться со двора.
— Ну, ты придумала вопросы? — Мирослав внимательно вглядывался в темноту дороги.
— А что вы еще умеете, кроме подсветки и “акупунктуры”? — наспех выдернула я первую попавшуюся мысль из головы, чтобы не признаваться, что мой организм берег себя и лишний раз об альтерах и прочих чудесах старался не думать. И не удержалась от колкости: — Я же говорила, что не похож ты на китайца!
В доступном для обозрения Азорском профиле улыбка скорее угадывалась, чем присутствовала, но она определенно там была.
— Да, знаешь, в общем-то и ничего… — задумчиво признался он. — Ну, чуть поздоровее, чем остальные. Если есть необходимость, я могу продержаться без сна и отдыха пару суток не теряя бодрости — просто накачивая себя энергией через каналы. Но это очень не рекомендуется, плохо на здоровье сказывается.
— А дети? — тут же забеспокоилась я, вспомнив, что их уже второй день подряд подпитывают.
— Нет, — отрицательно мотнул головой Мир. — Ни им, ни тебе это не опасно: у тебя собственный энергоканалов нет, а детям в определенный период это вообще необходимо и полезно…
Я успокоилась и снова повеселела.
— И что? Всё, что ли?
Мой водитель неопределенно качнул запястьем, и вернул руку на место. Красивые пальцы уверенно оплели руль.
— В общем и целом — да. Есть еще навыки, но все они базируются на перекачке энергии от объекта один к объекту два. И это индивидуально в целом, вопрос личного умения…
Я хмыкнула: всё понятно! Сверхспособности есть, но я тебе о них не расскажу. Но ты спрашивай, спрашивай!
Именно этот момент Мирослав выбрал, чтобы продолжить:
— А есть еще сугубо гендерные заморочки. “Боевое предвидение” проявляется у всех мужчин расы, но в условиях современного мира практически утратило актуальность. Это ценно только для военных, да и то, только для тех, кто непосредственно принимает участие в боевых действиях. Действует только бою, в условиях физической опасности для самого носителя, “растянуть” хотя бы на группу это чувство не получается, и об абстрактных угрозах не предупреждает… Карьеру на этом не построишь, как видишь: как только перерастаешь участие в боевых действиях лично, рассчитывать можешь только на свой талант. Еще из наших получаются отличные врачи.
Я встрепенулась. А ведь действительно! С такими способностями — прямая дорога в медицину!
А Мир продолжил:
— Те, кто из наших, и лечат не как все, а собственной силой, чудеса творят! Правда, недолго: сгорают быстро. Очень трудно вовремя остановиться. Люди живые, их жалко… А энергосистема, при постоянной перегрузке, быстро изнашивается, и к пятидесяти годам доктор превращается в дряхлую развалину, — по скулам перекатились желваки, и я поняла, что эта тема для него личная, живая.
А Мирослав бросил на меня быстрый взгляд, верно оценил скисшее лицо и предложил: