Новая история стран Азии и Африки. XVI–XIX века. Часть 2

Естественно, это должно было вызвать протест коренного населения, которое стало прислушиваться к османской агитации и проповеди газавата, хотя ранее оно было к ним сравнительно равнодушно. На этом фоне стоит отметить попытку старшин абадзехов, убыхов и шапсугов создать в июне 1861 г. нечто вроде центрального правительства адыгов – Меджлиса, которому подчинялись 12 округов. Однако Меджлис не был признан ни российскими властями, ни Англией, фактически свернувшей свою деятельность на Кавказе после Крымской войны. Завершение в 1864 г. Кавказской войны в этой связи было достаточно условным. В 1864 г. Абхазия, лишившись своего пусть и номинального, но все же национального правителя, превратилась в «Сухумский военный отдел» российской администрации. Это событие подхлестнуло колонизацию, тем более что в июне 1866 г. колонисты получили новые льготы и преимущества.

Новые меры царских властей лишь дополнили и продолжили тяжелые для всего Северного Кавказа последствия войны 1817–1864 гг. Эта война, помимо огромных людских потерь (только русская армия потеряла в ней около 25 тыс. убитых и свыше 65 тыс. раненых, 6 тыс. пленных, не считая умерших от ран или погибших в плену) и разорения кавказских аулов и казачьих станиц, наложила неизгладимый отпечаток на всю последующую историю Северного Кавказа, России, Ближнего Востока и даже юго-востока Европы. Одним из ее последствий стало переселение в Османскую империю, по разным данным, от 350 тыс. до 1 млн (некоторые авторы называют цифру даже в 3 млн) мусульман Кавказа – аварцев, адыгов, чеченцев, ингушей и других, где они с тех пор и живут, обычно называемые «черкесами», в Боснии, Албании, Болгарии, Турции, Иордании, Сирии и Ираке. России в дальнейшем пришлось держать на Кавказе до 300 тыс. солдат и тратить на освоение края 17 % своего бюджета. Тем не менее, спокойствие на Кавказ возвращалось с трудом. Во время новой войны 1877–1878 гг. с османами народному хозяйству Абхазии был снова причинен значительный ущерб. Кроме того, усилившиеся антимусульманские опасения русских властей стали еще одним стимулом для эмиграции абхазов. В те же годы вспыхнуло новое восстание в Чечне, жестоко подавленное властями. Тысячи чеченцев погибли, многие были высланы в Сибирь, другие – эмигрировали в Османскую империю. Почти то же самое произошло с ингушами, чьи поселения вдоль стратегической Военно-Грузинской дороги были заменены казачьими станицами. В результате часть ингушей также эмигрировала, другая была оттеснена в горы.

Северный Кавказ постепенно становился частью Российской империи и включался в общероссийские экономические, социальные и культурные процессы. Это способствовало внедрению новых средств сообщения, модернизации традиционного хозяйства и бытовой культуры, совершенствованию землеустройства, управления и судопроизводства. Стал изживаться (к сожалению, очень медленно) дикий обычай кровной мести. Было отменено рабство, хотя на деле оно еще долго сохранялось (в 1863 г. в Кабарде рабов было в 5 раз больше, чем в Чечне и Ингушетии). Кое-где, например, у ингушей, феодалы продолжали эксплуатировать своих неимущих соплеменников – «лай» (холопов). Но это вполне вписывалось в систему установленного в первые десятилетия после Кавказской войны военно-бюрократического режима правления. На рубеже XIX–XX вв. Северный Кавказ уже вполне интегрировался в экономическую жизнь Российской империи, став зоной совместного проживания как местных уроженцев, так и пришлого населения. Аулы местных горцев и казачьи станицы соседствовали с новыми поселениями переселенцев из центральной России и Украины, хозяйствами греческих и армянских садоводов, немецкими, эстонскими и иными колониями. Индустриализация края меняла его социальный облик: из всех этнических и религиозных групп формировались кадры промышленных рабочих, мастеров, техников, служащих, чиновников. Приобщение к русской культуре местной интеллигенции, нередко получавшей образование в России, связывало ее с духовными и культурными процессами в империи. В то же время эта модернизация и даже «европеизация» (через российский опыт) в значительной мере тормозились социальной отсталостью региона. На Северном Кавказе, в частности, в Дагестане, 32 % земель находилось в руках царской казны, беков и мечетей. У каждого простого земледельца земли было в 46 раз меньше (включая леса и пастбища), чем у феодала. Освобожденные от крепостной зависимости (70 тыс. человек) и бывшие рабы (4,5 тыс.) земли не получили. Часть крестьян вплоть до 1913 г. оставалась в кабале. Основная же часть свободных землевладельцев вынуждена была, ввиду малоземелья, также арендовать землю у феодалов. Ведущие позиции в промышленности и торговле занимал русский, армянский, еврейский и азербайджанский капитал, а также иностранцы, успешно теснившие местную неокрепшую буржуазию.