Новая история стран Азии и Африки. XVI–XIX века. Часть 3

Самым грандиозным проектом этого монарха, призванным доказать подданным его могущество, стало создание нового столичного города – Мекнеса. Этот малозаметный старинный городок, стоящий на возвышенности к юго-западу от Феса среди оливковых плантаций и фруктовых садов, стал при Исмаиле гигантской стройкой. Тысячи рабов и преступников под контролем чернокожих воинов воздвигали здесь роскошные дворцовые комплексы, террасные сады, мечети, рынки, резиденции чиновников, казармы, конюшни, мастерские и зернохранилища. Для украшения своей новой столицы Исмаил выписывал европейских архитекторов и лучших мастеров со всех концов Шерифской империи. Своим подданным, желавшим перемещаться по дорогам и вести торговлю, султан вменил в обязанность изымать строительный камень из обветшавших зданий и отвозить его в Мекнес. Мулай Исмаил сам нередко появлялся на стройке с киркой в руках и подавал пример в работе. Впрочем, он был весьма суров к нерадивым исполнителям и однажды разбил о голову начальника стройки десяток кирпичей, показавшихся ему слишком тонкими.

На протяжении своего правления Исмаил сделал почти невозможное для традиционного Марокко – распространил влияние и контроль правительства на всю территорию страны. Даже племена Высокого Атласа, веками не признававшие никакой внешней власти, вынуждены были временами ему подчиняться. Все вопросы он решал единолично, не терпел возражений и уважал только собственное желание. Железная воля и неразборчивость в средствах сделали террор философией его внутренней политики. Конфискации имущества, депортации и казни – таковы были проявления его власти. Скорый на расправу, шериф, впрочем, был гибок и не стеснялся в случае необходимости брать к себе на службу разгромленного противника, как он делал с суфийскими наставниками, поднимавшими против него мятежи.

Строгая централизация власти и государственная дисциплина, введенные Мулай Исмаилом, столь явно противоречили традициям Дальнего Магриба, что сразу же после смерти султана (1727 г.) его режим рухнул. Горские племена освобождались от государственных налогов и спускались на равнины для грабежа, в городах разгорались бунты, кочевники организовывали набеги на плодородные приатлантические равнины и ввязывались в распри с их населением. Но, главное, многочисленные сыновья Исмаила при поддержке суфийских братств и мурабитов начали затяжную борьбу за престолонаследие, известную как междуцарствие или Тридцатилетняя смута (1727–1757 гг.).

В ходе этого длительного братоубийства ключевую роль сыграли «черные преторианцы» Исмаила, осознавшие, что они являются единственной организованной силой в Дальнем Магрибе. При их участии дети Исмаила часто менялись на престоле. В частности, законный эмир-наследник Мулай Абдаллах в ходе боевых действий был четыре раза низложен (1728, 1735, 1736, 1745 гг.) и пять раз призван на правление (1727, 1729, 1736, 1740, 1745 гг.) различными общественно-политическими силами. Все это время Дальний Магриб оставался театром борьбы между темнокожими гвардейцами-абид, остававшимися хозяевами положения, горожанами Феса и Марракеша, привилегированными служилыми арабскими племенами и берберскими кочевниками. Возобновление кочевых миграций, частое разорение городов противоборствующими сторонами, засухи и голодный мор, поразившие страну в 40-х годах XVIII в., поставили под вопрос не только объем власти Алауитской династии, но и само ее существование.

Марокко в середине XVIII – начале XIX в.

Длительное междуцарствие и анархия вновь, как в эпоху становления алауитского государства, раздробили Дальний Магриб на племенные территории, земли вольных портовых городов, владения влиятельных мурабитов и удельные княжества членов династии. Вторая половина XVIII – начало XIX в. прошли в Марокко под знаком высокой социальной динамики и политической нестабильности. Нередкие в это время войны, эпидемии и кочевые миграции ослабляли социально-иерархические представления в массовом сознании. Однако позиции племенного уклада в общественной жизни оставались незыблемыми. Общинное землевладение преобладало в Шерифской империи над частным и государственным, а кровнородственные отношения предопределяли жизненные приоритеты и ценности населения как в сельской, так и в городской среде.