Новая карта мира. Энергетические ресурсы, меняющийся климат и столкновение наций

В начале сентября 2016 г. в кулуарах встречи «Большой двадцатки» в китайском городе Ханчжоу Владимир Путин присел рядом с кронпринцем Мухаммедом бин-Султаном. Они пришли к согласию в вопросе о том, что «стабильная политика в нефтяной индустрии невозможна без участия России и Саудовской Аравии». Вице-кронпринц добавил, что Саудовская Аравия признала Россию как «важного мирового игрока» и также как «великую державу» – это был убедительный ответ на реплику Барака Обамы, назвавшего Россию не более чем региональной державой. Путин, со своей стороны, подчеркнул, что хотел бы развивать отношения, выходящие за рамки нефтяной отрасли, и думает о «сотрудничестве в самом широком смысле слова»[334].

В сентябре того же года в Алжире состоялся Международный энергетический форум, в котором участвовали соответствующие министры из 72 стран, обеспечивавших 90 % мирового предложения и спроса на нефть. Министр энергетики России Александр Новак дал понять, что Россия готова пойти на сделку. Но прежде страны ОПЕК должны прийти к соглашению между собой.

В течение следующих нескольких часов министры стран ОПЕК проводили собственную встречу. Из помещения не выпускали никого. Результатом встречи стало Алжирское соглашение. Оно застало рынок врасплох, потому что предлагало сократить объем валовой добычи нефти на миллион баррелей в сутки. «Через два с половиной года страны ОПЕК достигли консенсуса», – заявил министр нефти Ирана Бижан Занганех.

Принц Мохаммед бин-Султан объяснил: «Основным фактором и основной причиной достижения соглашения по нефти являются доходы от нефти»[335].

Еще одним фактором, облегчившим заключение сделки, стало то, что в ОПЕК наконец появился постоянный генеральный секретарь. Эта должность была вакантной с 2012 г. из-за разногласий среди стран – членов организации. Новым генеральным секретарем стал нигериец Мохаммед Сануси Баркиндо, бывший глава Нигерийской национальной нефтяной компании. Он оказался инициатором консенсуса, перемещался из столицы одной страны ОПЕК в другую, внимательно выслушивал, общался, пытался наводить мосты. Самым трудным было ликвидировать пропасть между Саудовской Аравией и Ираном, так как на разногласия в нефтяной политике по-прежнему накладывало отпечаток геополитическое соперничество. Когда Баркиндо перемещался между Эр-Риядом и Тегераном, он был вынужден летать через третью страну.

В заключение встречи министров стран ОПЕК 30 ноября 2016 г. Баркиндо объявил: «Несмотря на все разногласия, мы пришли к судьбоносному решению». ОПЕК формально приняла Алжирское соглашение. В связи с тем, что добыча в Ливии и Нигерии была крайне нестабильна, этим двум странам не нужно было подписывать соглашение о сокращении. Самую тяжелую проблему – с Ираном – решили с помощью манипуляции. Официально Иран получил более высокую квоту добычи, но на практике это не играло никакой роли, так как другие страны-производители знали, что Иран никогда не сможет ее выбрать[336].

Через две недели представители стран ОПЕК и группы из 11 стран, не входящих в ОПЕК, во главе с Россией встретились в Вене и согласовали беспримерное соглашение. В соответствии с ним страны ОПЕК сокращали среднесуточную добычу на 1,2 млн баррелей, страны – не члены ОПЕК – на 558 000 баррелей, из которых 300 000 баррелей приходились на Россию. Оставшееся сокращение осуществляли остальные десять стран – от Казахстана и Азербайджана до Омана. Это новое соглашение стали называть «ОПЕК-плюс» или «Венский альянс».

Конечно, в группу «не членов ОПЕК» не входили другие крупные производители: Соединенные Штаты, Канада, Китай, Великобритания, Норвегия и Австралия. Но тогда объем добычи в США все равно снижался из-за сокращения инвестиций местными компаниями, серьезно пострадавшими из-за низких цен. Точно так же, как цена на нефть обрушилась после заседания ОПЕК в ноябре 2014 г., она вернулась к прежним значениям после заседаний в ноябре и декабре 2016 г.

Венское соглашение по нефти также способствовало важным переменам в геополитике – установлению новых отношений между Москвой и Эр-Риядом. Когда-то, в начале 90-х гг., после распада Советского Союза, аль-Наими спросили, что он думает о России. «Я думаю, что она является нашим соперником», – сказал он.