Новая книга ужасов

На стакане оказались пятна, и она резко протерла его своей синей юбкой.

– …если бы ей выбирать… – он снова кашлянул, один раз – шершавый, сломанный звук, – и Мина еще более яростно провела тканью по стакану.

Абрахам ван Хельсинг тихо вздохнул, и она осталась одна.

Закончив, Мина осторожно вернула стакан на столик к кувшину, недочитанной книге и холодному супу. Повернувшись к кровати, она поймала краем глаза свое отражение в высоком зеркале, стоявшем на другом конце комнаты. Женщина, глядевшая из него в ответ, легко могла сойти за тридцатилетнюю. Выдавали ее только пустые, бездонные глаза.

Май 1930

Когда на узкую rue de l’Odéon опустились сумерки, Мина Мюррей, отпивая шардоне из бокала, просматривала забитые полки «Шекспира и Компании»[83]. Вскоре должны были начаться чтения – какие-то отрывки из нового романа Колетт. Мина отсутствующе провела пальцами по корешкам собраний сочинений Хемингуэя, Гленвея Вескотта и Д. Х. Лоренса, по вытисненным на переплетах золотым или малиновым названиям и именам авторов. Кто-то, кого она едва помнила по кафе, вечеринке или какому-то другому вечеру чтения, прошел близко, прошептав приветствие. Мина улыбнулась в ответ и вернулась к книгам.

А потом мадемуазель Бич попросила всех рассесться: между полками и сундуками были поставлены несколько кресел с прямыми спинками. Мина нашла себе место недалеко от двери и смотрела, как неторопливо, обмениваясь тихими репликами, смеясь над неслышными шутками, занимают кресла остальные. Большую часть собравшихся она знала в лицо, нескольких – по именам и случайным разговорам, одного или двоих – только по чужим словам. Месье Паунд и Джойс, а также Рэдклифф Холл в сшитом на заказ английском костюме с сапфировыми запонками. Присутствовала горстка несдержанных в поведении не слишком известных сюрреалистов, которых Мина знала по бистро на улице Жакоб, где она часто ужинала. Соседнее кресло заняла довольно высокая одинокая молодая женщина, которую Мина сперва не заметила.

Руки Мины задрожали, и она пролила на блузку несколько капель вина. Женщина сидела к ней спиной. Под желтоватым светом магазинных ламп ее длинные волосы отливали красным золотом. Продолжающая разговор вполголоса группа сюрреалистов расставила кресла в кривую линию прямо перед Миной, и она быстро отвернулась. На лбу внезапно выступила испарина, рот пересох, накатил тупой прилив тошноты, и Мина поспешно и неуклюже поставила бокал с вином на пол.

Это имя, которое столько времени оставалось под замком, сказанное голосом, который она считала давно позабытым.

Люси.

Сердце Мины стучало заполошно, в рваном ритме, словно у испуганного ребенка. Снова заговорила Сильвия Бич, вежливо утихомиривая шепчущихся людей и представляя Колетт. Когда автор вышла вперед, раздались сдержанные аплодисменты – а один из сюрреалистов пробурчал что-то саркастическое. Мина плотно зажмурилась. Она дышала слишком быстро, ей было холодно, и вспотевшие пальцы впились в края кресла. Кто-то коснулся ее руки, и Мина подпрыгнула, издав вздох, достаточно громкий, чтобы привлечь внимание.

– Мадемуазель Мюррей, êtes-vous bon?[84]

Она растерянно моргнула, узнав небритое лицо одного из магазинных служащих, но не смогла вспомнить его имени.

– Oui, je vais bien[85], – она попыталась улыбнуться, сдерживая слезы, загоняя обратно головокружение и смятение. – Merci… je suis désolé[86].

Клерк с сомнением кивнул и неохотно вернулся к подоконнику за спиной Мины.

Колетт начала читать, мягко выпуская слова на волю. Мина бросила взгляд туда, где сидела рыжеволосая женщина. Она почти ожидала обнаружить кресло пустым или занятым кем-то совершенно другим. Она тихо, сама в это не веря, молилась, чтобы это оказалась всего лишь галлюцинация или какая-то игра света и тени. Но женщина все еще сидела в кресле, хотя и слегка повернулась, так что Мина теперь видела ее профиль, ее полные губы и знакомые скулы. С бледных губ Мины сорвался еле слышный приглушенный стон, и она представила, как встает, расталкивает людей и выбегает из книжного магазина, бежит сломя голову по темным улицам Парижа в свою крошечную квартиру на Сен-Жермен.

Вместо этого Мина Мюррей осталась сидеть, переводя взгляд с не знающих устали губ чтицы на изящные черты безымянной рыжеволосой женщины с лицом Люси Вестенра.

После чтения, пока остальные крутились и перемешивались, мотали прялку почтительных замечаний к «Сидо»[87] – и творчеству мадам Колетт в общем, – Мина осторожно двигалась к дверям. Казалось, что толпа за последние полчаса удвоилась, и Мина, внезапно ощутив приступ клаустрофобии, протискивалась в сигаретном дыму между плечами собравшихся. Но четверо или пятеро сюрреалистов с улицы Жакоб плотно столпились – в их обычной конфронтационной манере – у дверей магазина. Они уже позабыли о романистке, погрузившись в собственную шутливую перепалку.

– Pardon, – сказала она достаточно громко, чтобы перекрыть разговор. – Puis-je…[88] – и указала за дверь за их спинами.