Он сразу понял, что это. Разумеется, картина была описана в «Касании Богини», прямо в посвящении на задней обложке. Отмечалась ее огромная важность как последней картины, которую Логан видел, как последнего подарка от его госпожи, его музы; даже намекалось, будто картина – что-то вроде предостережения о произошедшем с ним в дальнейшем, о посланной богиней слепоте.
И Торквил не знал, что ему с ней делать. Он сам ее не хотел. Фактически, он сказал мне, что сама мысль об этой картине в его доме вызывает у него отвращение. Он не мог спросить мать – она болела и была опустошена смертью мужа, так что Торквил не желал рисковать, напоминая ей каким-то образом о существовании Хелен Ральстон. Он раздумывал о том, чтобы оставить картину в конверте и сунуть в коробку, предназначенную к отправке в библиотеку – ему казалось, что в университетском хранилище с ней ничего не случится. Но мысль, что студенты будут на нее смотреть, писать о ней в своих работах, вызывала у него тошноту – как и идея отправиться на открытый аукцион, где картину пронумеруют, занесут в списки и опишут в каталоге.
Алистар приостановился и сделал глубокий вдох, после чего продолжил.
– Я предложил сохранить для него картину. Обещал, что не будет никакой огласки. Фактически я сказал, что если сойдемся в цене, то я буду рад купить ее для себя, не для перепродажи. По нашим разговорам Торк понял, насколько важны были для меня книги Вилли Логана. Особенно в молодости. Эти его мистические нотки, мысли о том, что старые боги все еще существуют и человек может вернуть их к жизни – они могут вернуться к жизни
И Торквил сказал, что я могу ее забрать. Фактически, он сказал, что
Мы все посмотрели на лежавший у меня на коленях предмет. Не в состоянии больше терпеть, я подняла обрамленную картину как поднос и протянула Алистару. Когда мужчина не отреагировал, я бросила на него сердитый взгляд, но он все равно не шевельнулся.
– Я ни за что бы ее не продал, – тихо сказал Алистар. – Я уважал чувства Торквила. И все равно обладание ей всегда казалось мне неправильным. Она пришла ко мне случайно, – он помедлил. В уголке рта показался кончик языка и Алистар быстро облизал губы. – Я хотел бы отдать ее вам.
– Мне! – я ощутила то же неожиданно возбуждающее потрясение, которое испытала, когда распознала скрытое значение картины, которую теперь держала в руках. – О, нет, я не могу ее взять. Это неправильно.
– Селвин рассказал мне, что вы пишете биографию Хелен Ральстон. Я уже думал о том, что картина должна к ней вернуться, но не знал, как к этому подступиться. Это казалось слишком трудным, слишком неприятным. Как бы она отреагировала, узнав, что такой личной вещью владел посторонний мужчина? И все же она может захотеть получить картину обратно. И картина
– Я не уверена, согласится ли она взять меня в биографы. Я не могу. Я даже не знаю, жива ли она.
Я отрицательно качала головой и не могла остановиться.
– Конечно, согласится. Конечно, жива. А если она ее не захочет, или вы ее не найдете и не решите оставить картину себе, то всегда можете отправить ее мне обратно в простом коричневом конверте. Прошу вас.
И в итоге, на самом деле не желая принимать картину, я обнаружила, что отказаться невозможно.
Комнату на ночь я сняла в отеле «Жюри», который находился позади железнодорожного вокзала. Бронируя номер, я собиралась выбраться на приятный обед и в кино, но, расставшись вечером с Селвином, обнаружила, что единственное мое желание – узнать как можно больше о Хелен Ральстон.
Зайдя в еще один книжный, я уверилась в том, что «В Трое» снята с печати, так же как и старомодная классика «Гермина в стране облаков».
– Но в интернет-магазинах можно найти множество подержанных книг, – заверил меня любезный продавец.
– Спасибо, займусь, когда доберусь до дома, – ответила я и заплатила за том «Касания Богини».
Купив несколько интересных на вид салатов в «Маркс и Спенсер» – ах, эти блага городской жизни! – я устроилась в комнате отеля с намерением прочитать в большой толстой биографии Вилли Логана все, что относилось к Хелен Ральстон.