Новая книга ужасов

– Кендаллы сдались. Сдались, хотя до берега оставалось каких-нибудь сто ярдов. Наверное, решили, что так и так не переживут ночь. Помощь должна была подоспеть до рассвета, и никак иначе. Либо остатки судна затонули бы, либо их убил бы холод. Они просто ожидали своего конца, не от того, так от этого. Но не Чарли, только не мой Чарли! Он не запрыгал от радости, просто прижался к лееру, но я-то знала, что он меня заметил, мистер Селкирк. Чувствовала это. Сколько бы шапок не скрывали от меня его глаз, я всегда чувствовала своего Чарли. А потом опять пошел снег. И наступила ночь. Когда мы их увидели в следующий раз, они цеплялись за такелаж.

Селкирк уже распрощался с надеждой покинуть Уинсетт до утра. В конце концов, система функционирующих маяков и обученного персонала, в которую Служба маяков вложила столько труда, могла и подождать лишний зимний денек.

– Это произошло в полдень следующего дня. Шторм был капризом природы. А может быть, он вообще не имел отношения к природным явлениям. Иначе как объяснить, что столь сильный ветер не смог прогнать тучи? Казалось, этих мальчиков сжала в своих ледяных когтях метель… моего мальчика… И не желала выпускать добычу. Те из моряков, которые еще не слегли в лихорадке, пять раз пытались до них добраться, но не смогли отойти от берега дальше, чем на пятнадцать ярдов. Ледяной дождь был похож на адские стрелы. После последней попытки большинство собралось внутри маяка, я пошла приготовить им чаю и проверить больных, а заодно унять Луиша, лаявшего с самого рассвета. Тогда-то я и услышала крик отца Чарли. Выбежала наружу. Никогда, ни до, ни после, я не видала подобного света, мистер Селкирк. Снег и ветер отнюдь не утихли, тучи низко летели над морем, однако судно, на котором были наши мальчики, было прекрасно видно. Они продолжали цепляться за такелаж. Братья Кендаллы надели свои шапки и куртки, закутавшись как можно плотнее, и сидели, продев руки между вантами. Чарли забрался повыше, скрючился и, опустив голову, глядел то ли на братьев, то ли на палубу. Я надеялась, что они беседуют друг с другом или поют песни, чтобы поддержать дух. Потому что их судно… Вы когда-нибудь видели зыбучие пески, мистер Селкирк? Так вот, все было совсем так же. Просвет в небе длился минуту, не больше. За это время судно погрузилось в воду чуть ли не на фут. Тонущий корабль – единственное, что там еще двигалось.

– Я вот чего не могу понять, – перебил ее Селкирк. – Они же налетели на песчаную косу, так? Или на камни… Почему они просто не покинули судно?

– Чтобы выбраться, им пришлось бы спуститься в воду, после чего они бы замерзли в мгновенье ока. Все, что им оставалось, – это цепляться за такелаж. Они и цеплялись. Те из моряков и китобоев, которые еще остались на ногах, вышли наружу и окружили нас с отцом Чарли. Отчего-то зрелище их корабля воодушевило нас. Накренившаяся мачта вернула нам свирепую решимость. Уже в темноте шлюпке удалось приблизиться к судну. Снег не прекратился, но ветер немного утих. Его шум так долго стоял у нас в ушах, поэтому, наверное, сначала никто ничего не понял. Тех, кто был совсем плох, вроде старшего из Кендаллов, отправили в Уинсетт на лошадях. Мы надеялись, что оставшиеся в городе китобои смогут поставить парус на стоящий в гавани бриг и попробуют добраться до Чарли с моря, погода это уже позволяла. Мне казалось, что с той стороны доносятся какие-то новые звуки, а в какой-то момент я даже увидела мачту спасительного судна. Но, разумеется, бриг не мог поспеть так скоро. На самом деле мы ничего не видели и не слышали, кроме шторма. И вот, когда на меня напал очередной приступ бессильного бешенства, и я металась по комнате, не находя себе места, отец Чарли поймал меня за запястье и, повернув лицом к окну, крикнул: «Остановись! Послушай!». И я вдруг поняла, что ничего не слышу. Вокруг простиралась блаженная тишина. Я подумала, что теперь смогу расслышать голос Чарли или братьев Кендаллов. Прежде чем меня успели остановить, я выскочила наружу и бросилась на берег. Бежала по линии прибоя, мои башмаки вымокли в ледяной воде, платье примерзло к телу, но ничего этого я не чувствовала. К тому времени мы все давным-давно промокли и окоченели. Я принялась выкликать имя мужа. Из-за темноты и снега разглядеть судно не удавалось. Я кричала, а остальные застыли, вслушиваясь, – не отзовутся ли? Но ответа не было. Если бы не волны, бьющиеся у ног, я бы решила, что само море лишилось голоса. А затем…

Впервые голос миссис Марчант дрогнул. Селкирк с тоской осознал, что завидует выпавшим на ее долю испытаниям. Он же никогда, ни единого дня не переживал таких сильных эмоций, кроме, разве что, тех мимолетных, омытых промозглым дождем минут с Амалией. Да и на них лежала скверная тень.

Когда миссис Марчант заговорила вновь, она уже поборола дрожь, и ее голос был тверд.