Глаза слипались, но ложиться спать не хотелось. Не хотелось открывать утром глаза и узнавать этот дом и себя в нем. Длинный решил сварить себе кофе. Зерна и кофемолка хранились в крашенном бежевой масляной краской шкафчике над мойкой. Джезва стояла на плите. Длинный собрался налить в нее воды, но увидел, что изнутри она заросла густой плесенью. Он хотел было ее отмыть, но потом вернул на место. Сидел, смотрел перед собой. Потом вспомнил – ракетница. Настоящая сигнальная ракетница в тайнике, все под той же лестницей – Витька ее выменял у речников на самодельный мотороллер, и хвастался ему – вот, мол, какая полезная штука. Они хохотали, представляя, в каких ситуациях она может пригодиться.
Длинный вышел на крыльцо. Воздух был почти морозным. Тумана больше не было, но и звезд не было. Плотная черная пустота нависала над ним, обступала, ложилась на плечи. Он отступил на шаг назад и выстрелил вверх. Светящийся шарик взмыл в высоту и, задержавшись, затормозив на лету, жег небо огненными языками. Потом он погас, и Длинный вернулся в дом. Надо было устраиваться на ночлег.
* * *
Папа проснулся от того, что что-то изменилось. Очень не хотелось открывать глаза, и вообще двигаться не хотелось. Он с трудом сел. Темноты больше не было. Вернее была, но не вокруг, как раньше, а внизу – у его рук и ног, среди корней деревьев. То, что находилось выше, поблескивало и переливалось, даже муравейник – он мерцал и шевелился. Высоко в небе, как казалось, не очень далеко, повис светящийся шарик. Папа попытался подняться – руки и ноги плохо слушались. Тогда он пополз, скользя по жухлой листве, отталкиваясь от веток, царапая застывшими пальцами землю. Потом папе удалось встать на ноги. Он шел, и шарик светил ему, ждал его – за лесом, над крышами домов.
* * *
Существа в их множестве множеств. Сияющие муравьи. Сухие деревья вокруг них загораются и становятся гигантским, во весь мир, шатром. Если вокруг сырая трава, то шатер бархатный и черный. Иногда все меняется, стоит только повернуть голову.
Чай и кофе из забытой посуды
Ваш дальний друг
Нина Хеймец
Сориентировался довольно быстро. От железнодорожной станции в город уводили два перехода-рукава. Над каждым светилась табличка с названием одной и той же улицы. Рубик выбрал южный – потому что шары фонарей, тощие кошки на нагретых солнцем мусорных баках, мягкий ветер в лицо, бульвары стремятся к морю. Первое, что увидел, оказавшись снаружи, – зеркальные стены строящегося небоскреба. Запрокинул голову, стараясь разглядеть его верхние этажи. Взгляд скользнул по отразившимся изгибам улиц, вытянутым домам на бетонных сваях, круглым балконам, покачивающимся кронам акаций. Рубик сверился с блокнотом и шагнул в переулок; шел, вглядываясь в номера подъездов, выведенные краской на штукатурке.
* * *