Новая кофейная книга

И невидимая Кари.

Они так и стояли бы, глядя друг на друга, если бы Реми не завопил с уверенностью пятилетнего человека, которого никто никогда не обижал:

– Дяааадяааа!

В секунду он повис на шее Грима, и остальные, хохоча, бросились обниматься.

Потом никто не мог вспомнить последовательности событий – вроде бы сначала хозяева показывали гостям сад, и одна только прогулка по угодьям кузена Плика заняла почти час, и, уморившись, все устроились пить лимонад на задней террасе; вроде бы потом гостям грозила прогулка по дому – но девочки (Мори, крошка Мю, Кари и Маришка) ускакали на чердак, откуда долго чем-то грохотали, а кузен Плик увлек Реми верхом на кузене Джошуа («хороший песик! самый умный песик в мире! папа, нам срочно нужен такой же!») осматривать дальние погреба («а там есть стррррашные вещи? – смотря что ты считаешь страшным, мон анж; вот, например, дядя Лука – он все про всех знает, и если бы не забывал – был бы самым страшным существом на свете… – нет, Плик, нет, я хочу цепи и решетки и камеру пыток! – нну давай посмотрим, может быть, что и найдем… а просто глубокий темный подвал, освещенный чадящими факелами, тебя устроит? – уау! хочу темный подвал!»). Вроде бы потом приехал кейтеринг, симпатичный черноусый парень, сын хозяина трактира, – и не успел даже выгрузить еду из машины: коробки, горшочки и большие горшки, полные самой настоящей человеческой еды, по воздуху влетели в дом и чинно проследовали в направлении столовой. Увидев это, Лиза Бижо спросила: «Колдовство?», получила ответ: «Ну что ты, просто невидимые слуги, очень удобно», – и вздохнула: «Мне бы таких завести». Лука открыл было рот рассказать, что невидимые слуги – часть живого дома, и на континенте никак, никак не удастся завести таких, ведь один только дом прорастал сюда несколько веков, – и смолчал, чтобы не расстраивать кузину.

После ужина – гости отдали должное трапезе, а хозяева отдали дань вежливости, заставив еду исчезнуть со своих тарелок, – Грим Гари и Алекс Бижо удалились на веранду, куда невидимые слуги подали коньяк и кофе. Мужчины сидели в плетеных креслах, закинув ноги на пуфы, курили сигары и созерцали закат. Алекс спросил, действительно ли в последней войне Гари и Бижо сражались на одной стороне, и Грим подтвердил это, «хотя у германцев форма была красивее». Грим спросил, как семье удалось уцелеть – и Алекс рассказал о единственной выжившей, Мари Бижо, о том, как она увозила на континент письма и семейный альбом, и о том, что было после. Грим упрекал себя за то, что не защитил родственников, Алекс отвечал: «Хорошо, что сами уцелели и дом спасли». Грим молчал о своих утратах – замок в частности и вся семья вообще тяжело пережила гибель близких, – а Алекс ничего не рассказал о том, что кричала по ночам его бабка, просыпаясь от дурного сна.

Когда закат отполыхал, Алекс произнес:

– Нам пора. Уходить надо тогда, когда хочется побыть еще немного, – и Грим отметил, что присущая Бижо рассудительность не рассеялась во времени.

Когда замок скрылся за поворотом, Алекс остановил машину и вышел. Пока он снимал гавайку и облачался в привычный сьют, Маришка перебралась на водительское сиденье и придвинула его поближе к рулю.

– Сигару? – спросила Лиза.

– О, спасибо, – выдохнула Маришка.

Мать обернулась к Реми, сын достал из рюкзачка коробку, из нее – одну сигару, провел пальцем по ее кончику – тот отвалился, отрезанный будто лазером. Лиза кивнула «спасибо», взяла бревнышко у сына, протянула дочери и зажгла маленький язык огня на указательном пальце. Маришка закурила, затянулась, еще и еще, набирая в легкие дым; мотор завелся без единого движения ключа, и Реми закричал:

– Папа, давай быстрей, Маришка завелась!

Алекс запрыгнул на заднее сиденье и вытянул ноги.

«Джуг» сорвался с места. Маришка сидела за рулем, высунув в окно левую руку с сигарой, а правой дирижировала в такт мелодии, которую поймал и проигрывал Реми.

– Громче! – распорядилась она, и брат добавил басов, зазвучав, как группа хеви-метала.

К рулю Маришка не прикасалась – ей это было не нужно, «Джуг» слушался взгляда. В принципе Маришка могла вести машину и с заднего сиденья, ей просто нравилось сидеть впереди – а ее отцу комфортнее было там, где можно было вытянуться во весь рост. Вот и сейчас он расслабился – и вытягивался, и вытягивался, пока Лиза не отозвалась с переднего сиденья:

– Дорогой, твои колени у меня подмышкой.

– Прости, дорогая, увлекся. Тело затекло с отвычки.

– А почему ты не мог расслабиться у дяди Гари? – спросил Реми, не переставая звучать мелодию.

– Они так гордятся своими человеческими родственниками, – улыбнулся Алекс. – Не хотелось их расстраивать. Ничего, будем теперь общаться, мы к ним, они к нам, письма, разговоры – через какое-то время привыкнут.