Тут есть еще один интересный момент. «Тату» возникают в тот момент, когда неолиберализм прочно устанавливается в качестве основной экономической политики в большинстве стран Запада, приходя на смену социальному либерализму. В России неолиберальная политика велась с начала 1990-х, и лишь в середине 2000-х на смену ей приходит более закрытый, государственнический вид экономики. Неолиберальная идеология поощряет индивидуализм и индивидуальную выгоду, ставя коллективные потребности общества и защиту неблагополучных социальных слоев населения ниже ценности свободного, нерегулируемого рынка. В условиях глобального рынка неолиберальная идеология приводит к неконтролируемой миграции, эксплуатации населения стран с низким ВВП странами более развитыми, а также еще большей индивидуализацией потребностей, состояний и жизненных планов отдельного человека.
К началу 2000-х это приводит к коммерциализации всех сфер жизни — не только досуга и продуктивной деятельности, как это описывали классики франкфуртской школы Адорно и Хоркхаймер, но и эмоциональных состояний, личных переживаний и комплексов. Американская исследовательница гендера и поп-музыки Робин Джеймс называет это время эпохой устойчивости (time of resilience). В книге «Устойчивость и меланхолия: поп-музыка, феминизм и неолиберализм»[399]
Джеймс анализирует, каким образом современная поп-музыка использует шум и диссонанс в качестве ресурса для продуктивного преобразования реальности. Переводя анализ из музыкальной сферы в социальную, Джеймс замечает, что ущерб, социальная и личная проблема (damage) становятся необходимым исходным материалом для переработки (recycling) его во что-то индивидуальное и креативное. Эту необходимость в продуктивной переработке негативного опыта она связывает с требованием неолиберализма быть устойчивым перед лицом травм и потерь. Согласно Джеймс, неолиберализм поощряет демонстрацию проблемы и прямую трансляцию ее преодоления. Эта способность перешагивать через потери — в особенности когда речь идет о маргинализированных сообществах — «вознаграждается увеличением человеческого капитала, статуса и других форм признания и компенсации, поскольку… собственная устойчивость этого человека повышает устойчивость общества»[400].В клипе на песню «Я сошла с ума» антагонизм между обществом и маргинализированными индивидуумами представлен особенно отчетливо. Если раньше представители ЛГБТ на поп-сцене страны пели исключительно о личных драмах, влюбленностях и потерях, то «Тату» изначально акцентируют внимание на политической ущемленности. В клипе девушки находятся за железной решеткой, отделяющей их от осуждающего общества. Несмотря на их отгороженность от большинства, именно девушки оказываются свободными и счастливыми, в конце клипа уходя в сторону горизонта, держась за руки. Говоря метафорически, в этот момент ЛГБТ-сцена осознает себя как отдельный политический субъект, проблемы которого непонятны большинству населения и им отталкиваются. Осознавая свою социальную непризнанность, девушки-персонажи выражают песенными фразами «Мама, папа, прости — я сошла с ума», с одной стороны, общественное мнение относительно гомосексуального влечения, а с другой — свое несогласие с общественным вердиктом.
Апофеозом (в творчестве «Тату») такого сопротивления общественному требованию конформизма и гетеронормативности стали следующая песня и клип группы «Нас не догонят». Неизвестно, было ли Ивану Шаповалову в 2001 году знакомо датское движение кинематографистов «Догма 95», агитирующее за перенесение принципов direct cinema в художественный кинематограф. Так или иначе, через три года после выхода фильма Ларса фон Триера «Идиоты» Шаповалов вооружается этой эстетикой для создания видеоклипа (продюсер «Тату» сам срежиссировал ролик). При этом заснеженная дорога, хлесткий зимний ветер и брутальность советских технических объектов (например, седельный тягач КрАЗ-258) резко контрастируют с молодостью, невинностью и любовью девушек.
Песня манифестирует сопротивление окружающим обстоятельствам (слово resilience, которым оперирует Робин Джеймс, можно перевести еще и так) и довлеющим общественным нормам, и клип последовательно манифестирует это сопротивление. Во-первых, девушки совершают два противозаконных действия: они крадут тягач, а позже переезжают на нем рабочего. Оба акта символизируют преодоление границ, общественно принятых норм и законов. Гомосексуальная любовь при этом представлена настолько же преступной и не принимаемой окружением, как убийство или кража. Во-вторых, девушки отчаянно сопротивляются ветру, не теряя при этом уверенности в правильности своего выбора. На мой взгляд, снежная пурга тут символически тоже представляет собой общество, против которого идут солистки «Тату».
Посыл песен и клипов «Тату» кажутся вполне однозначными — однако популярны они были далеко не только в гомосексуальных кругах: в начале 2000-х их песни, казалось, слушала вся страна[401]
. С чем же была связана их настолько ошеломительная популярность?