Новая критика. Контексты и смыслы российской поп-музыки

Феномен международной популярности «Тату» в целом выходит за рамки моего анализа, однако я все-таки скажу о нем несколько слов. В конце 1990-х — начале 2000-х западные страны, где гомосексуальные отношения были в основном декриминализованы в ХХ веке[402], начинают позиционировать защиту прав сексуальных меньшинств как доказательство своей просвещенности и прогрессивности. Запад транслирует свои программы по дестигматизации и толерантности сексуальных меньшинств при помощи культурных программ в остальные страны, упрочняя таким образом свое лидирующее положение в мировой политике и заодно оправдывая военную агрессию по отношению к отдельным мусульманским странам[403], которым в этом контексте приписывается гомофобная и мизогинная структура власти, которая может быть изменена благодаря вмешательству более просвещенных западных стран. Именно в этот момент страна, которая после развала Советского Союза едва ли могла похвастаться стабильными политической и экономической системой, вдруг производит поп-продукт, который оказывается в авангарде западного проекта по борьбе с гомофобией. Девушки влились в общественные тенденции, которые на тот момент считались наиболее прогрессивными, — однако сделали это более откровенно, акцентированно, чем их западные коллеги. Сами по себе заявления о гомо- или бисексуальности с поп-сцены для западной культуры к тому времени не были откровением — однако никто из исполнителей еще не демонстрировал однополый поцелуй, тем более между несовершеннолетними. «Тату» репрезентировали наиболее радикальные представления ЛГБТ-сцены о сексуальной свободе — как мне кажется, это могло быть одним из факторов их успеха на Западе.

4. ЛГБТ-поп и статус гомосексуальности в России

Если исходить из статистических данных, пик положительного отношения к ЛГБТ-сообществу среди населения России приходится на 2005 год (20 % респондентов ответили, что однополая любовь — это «сексуальная ориентация, имеющая равное с обычной право на существование»), колеблясь между негативными полюсами как в 1998 году (18 %), так и в 2010 (15 %)[404]. При этом количество респондентов, которые резко негативно относятся к однополым парам (приравнивают гомосексуальность к «распущенности, вредной привычке»), практически не изменилось за 12 лет исследования (34–36 %). Как мне представляется, феномен «Тату» — их образ, поведение и открытая сексуальность — повлияли на отношение населения к не-гетеронормативным парам. Исходя из тех же социологических данных, можно говорить о том, что вопрос поддержки более либеральной сексуальной политики возник в России примерно в тот же момент, когда «Тату» стали главной поп-группой страны — или сразу после этого.

Однако популярность «Тату» породила в России и волну консервативных мнений, которые были многократно озвучены политиками, телеведущими и даже учеными (или как минимум повлияла на нее). В результате оживленных общественных дебатов было предпринято несколько усилий по урегулированию сексуальных норм — например, в 2003 году был повышен возраст согласия с 14 до 16 лет. Примерно в то же время депутат Госдумы Александр Чуев — сторонник «морального и религиозного возрождения России» — впервые попытался поставить на голосование законопроекты, ограничивающие права ЛГБТ-сообщества; на тот момент безрезультатно.

В 2004 году на одной из пресс-конференций девушки рассказали о беременности Юлии Волковой и таким образом сами впрямую разоблачили постановочный характер своих лесбийских отношений (раньше на то, что их сексуальная идентичность — часть игры, «Тату» указывали только намеками). Еще через некоторое время девушки заявили, что «никогда не были лесбиянками»[405]. Это заявление вписалось в новый тренд — артисты, эксплуатировавшие ЛГБТ-имидж, начали впрямую отстраняться от гомосексуальности. Например, почти одновременно с «Тату» Шура заявил, что его публичный имидж не имеет никакого отношения к личности, а его предполагаемая ориентация — только часть сценического образа[406]. Впоследствии от гомосексуальности открестился[407] даже Борис Моисеев.