Новая кровь

— А ты еще не поняла? Я — Мертвая Земля.

— Я не об этом спросила.

Луциан медленно обошел меня по кругу, ненадолго остановился возле Хала и совсем по-человечески, по-стариковски цокнул. Продолжил свой путь и вновь оказался напротив меня, и улыбка на его губах была неизменна:

— Я говорю иначе, чем думаю и думаю совсем не то, что думать должен. И так до самых темных глубин, Ида Мор, дочь своего отца, рожденная в ночь, когда цвели чернисы. Как думаешь, отвечу ли я на твой вопрос так, как того хочется тебе?

Моя ответная улыбка получилась горькой.

— Как планируешь поступить? — Луциан кивнул на Хала, не отрывая от меня внимательного взгляда.

— Нельзя позволить ему… выбраться и разозлиться. Мертвоземью ни к чему новые расколы, войны и столкновения, ни к чему новые стены. Все без того пропахло жженой мертвой плотью.

— И недобитый зверь вдвойне опасен, — поддакнул Лу.

— Да, только он не зверь, а человек. Тебе не понять.

— Весьма оскорбительно, — не одобрил Луциан, тряхнув седой головой. — Не говори со мной так, словно я всю жизнь тебя обманывал и принес только боль, ведь это не так, Ида Мор. Я вложил в тебя больше, чем в Роксану или даже Ренана, и люблю тебя в разы сильнее их. С тобой я познал радость отцовства. И пусть все в Мертвоземье мои дети, и пусть Посмертье так же наполнено моими детьми, но ты сделала меня отцом. Не творцом или создателем, а отцом. А какой отец не желает подарить дочери мир? Это очень человеческое желание, оно эгоистично, нелогично, но бесспорно. Я не мог ему противиться, как не мог противиться твоему отчаянному зову, поэтому я здесь, поэтому говорю с тобой сейчас, хотя совсем не должен. Но дочь моя страдает, не в силах решить, что важнее: сохранить себя и идеалы собственные, или сохранить чужой покой. Что весомо, важно и необходимо. Сложнейший выбор, я должен быть рядом, должен узреть, хорошо ли я сделал свою работу, хорошо ли постарался в прошлом.

От его слов я вздрогнула и посмотрела в глаза Лу. И в них таилась насмешка.

— В безопасный путь посылают только слабых, — уже мягче сказал он.

Эта фраза повторялась им так часто в прошлом…

— Значит, для меня было уготовлено испытание… или сразу несколько, — взгляд против воли вернулся к безмятежно лежащему на земле Халу. — И смерть — лишь одно из них, быть может, даже самое простое. Умирать легко, куда сложнее жить с осознанием неминуемой гибели. С этим чувством ожидания и неотвратимости, от которого никуда не деться. В точности как от вины за убийство — от нее так же не сбежать. Такую вину не забыть, не унять. Зная, что жертва твоя любила тебя так сильно, что пришла на встречу безоружной, возможно, даже подозревая, чем все закончится. Зная, что жертва твоя была сложным человеком, но… чувствовала и действовала так, как умела. Возможно, так сильно и безоглядно, как не умеет самопровозглашенный папочка, ведь человеком он не является, а играет эту роль не хуже театрального актера на сцене, — последнее говорить не стоило, но уж очень я злилась на Лу. Хотя давно уже подозревала, что его стариковская простота — лишь удобная роль, не более. Стоило почуять неладное раньше, не зря же сама Роксана до последнего бегала за советами из дворца в его колючий сад.

Но Луциан, кажется, не особо обиделся на мою резкость:

— Легко любить того, кто всегда ускользает, — пожал он плечами.

— Другой любви у нас не было.

— Значит, ни к чему.

— И теперь ты хочешь, чтобы я принесла тебе еще одну жертву?

Он наигранно прижал руку к груди:

— Ида! Это, знаешь ли, за пределами Мертвоземья люди мыслят столь узко, что веруют: если на кровавый алтарь возложить жертву, то обязательно появится некий бог и одарит людей всеми возможными благами. Но я не бог, я всего лишь посланник, я всего лишь речь, что льется в твои уши, иногда совсем не задерживаясь в голове.

— Значит, я поняла тебя неправильно?

— Ты поняла меня так, как захотела. Не более, не менее.

— А говорить прямо тебе не позволяет… что?

Теперь Луциан посмотрел на меня с укором: