НОВАЯ КВАРТИРА

Постепенно плаксивое настроение, которое всё-таки было хоть чуть-чуть, а приятно, сменялось апатией, полной тоски и отчаяния, когда глаза сухие, а в голове неумолимо повторяются одни и те же мысли, которые, точно компьютерный вирус, разъедают мозг, не давая думать ни о чём другом: «За что ты меня так мучаешь? Что я тебе сделала?» В сознании возникал образ Лизы, до невозможности притягательный и симпатичный, с неуловимыми чертами, заметными только Марусе и потому особенно дорогими: один глаз чуть-чуть больше другого, белое пятнышко на носу — след от ветрянки. И под обаянием этого образа образ Лизы — расчётливой лгуньи терял свою убедительность.

Если бы Лиза никогда не заходила к Марусе, в свою прежнюю комнату, было бы ещё не так страшно, но, как мы уже видели, она иногда заглядывала попросить перца или соли или же переписать домашнее задание. Поэтому Маруся всё время была обращена в слух, боясь прослушать стук в дверь. А для самоуспокоения она пыталась угадывать, что в данную минуту делает Лиза. Маруся размышляла примерно следующим образом: «Так, сейчас она отдыхает. Пришла уставшая и отдыхает, переодевается и всякое такое. Теперь, наверно, кушает, — думала Маруся примерно через полчаса. — Теперь заканчивает пить чай», — думала она, уже нервничая, и ежесекундно посматривала на циферблат здоровенного замызганного будильника, вместо тиканья, свойственного большинству будильников, издававшего гулкое кудахтанье. Нетерпеливое ожидание: «Приди! Приди, Лизочка, пожалуйста!» — сменялось возмущением: «Почему ты не заходишь? А вдруг я заболела! Вдруг мне плохо, у меня температура! Почему ты не придёшь меня проведать? Я ведь каждый день захожу тебя проведать! Ты же знаешь, бессовестная, что если мне плохо, то обо мне некому, кроме тебя позаботиться!»

Однажды, путём огромных усилий, ей удалось сдержать себя и не идти к Лизе. Правда, она два раза за вечер выходила гулять, а вернувшись, буквально вывела из терпения Анжелу своими расспросами, точно ли она (Анжела) не слышала никакого стука в дверь, не включала ли она громко свой магнитофон, не выходила ли, не спала ли, и уверена ли она в своих ответах. В итоге всё получилось только хуже. Маруся настолько не мыслила своей жизни без общения с Лизой, что, по её мнению, раз она не пришла, Лиза должна была предположить, что-то случилось, и забеспокоиться. Но Лиза не выразила ни малейшего беспокойства и на следующий день даже не спросила Марусю, где та пропадала, на что Маруся жутко разозлилась и наговорила Лизе грубостей, за которые потом долго и униженно извинялась.

Но таков был лишь один день. Во все остальные дни Маруся приходила к Саше с Лизой и никогда не уходила раньше, чем через час. Ни в будни, ни в выходные, ни при каих обстоятельствах не отказывала она себе в этом визите. Началась сессия, но и она не изменила этой привычки. Даже если завтра экзамен, даже если он был сегодня после бессонной ночи, Маруся приходила, усаживалась, по своему обыкновению, на тумбочку и, чтобы не создавалось страшных томительных пауз, говорила, говорила, говорила.

Как же она приходила к решению всё же пойти к Лизе? Различными путями. После нескольких часов (в лучшем случае, обычно быстрее) тщетного ожидания и слежения за временем и за шорохами желание видеть Лизу становилось просто нестерпимым. Тогда её начинали подстрекать три коварные мысли, против которых Маруся каждый раз оказывалась бессильной придумать какие-либо аргументы. Первая мысль: «Я нужна Лизе, даже если она этого не понимает». Вторая была: «Если я сейчас не пойду, она от меня совсем отвыкнет». Из неё вытекала третья мысль, самая призывная: «Я о ней думаю, а она обо мне нет, значит, надо к ней пойти и сказать что-нибудь такое, чтобы она обо мне тоже думала». Эти три мысли безжалостно выворачивали Марусину душу наизнанку и неуклонно подтачивали её гордость. И Маруся начинала придумывать. Либо она вдруг вспоминала, что у Лизы кончился чай, и несла его ей, либо же приносила тетрадку или учебник, которые Лиза просила давно, а теперь и думать о них забыла. Случалось и наоборот: Маруся забирала что-нибудь своё, предварительно заботливо и навязчиво всученное. Также хорошим способом было вернуть Лизе с Сашей какой-нибудь предмет утвари, тёрку или половник, предусмотрительно взятый с единственной целью быть потом возвращённым.

Если же и такого повода не было, то оставалось только придти с как можно более деловым видом и сказать как можно более серьёзным тоном что-нибудь вроде:

— Слушай, Лизка, я к тебе вот по какому делу. Значит так. Я тебе дала реферат переписать до восьмого, так вот, я восьмого занята, мне надо будет к Лидушке съездить, так что не торопись — держи до девятого.

А когда нельзя было найти даже такого повода, можно было неожиданно вспомнить, что закончился стиральный порошок, подсолнечное масло и т. п., одеться, собраться в магазин и зайти к Саше с Лизой с вопросом, не нужно ли и им чего-нибудь купить, раз уж она идёт. Даже если им ничего не было нужно, Маруся могла у них засидеться, просто передумав идти в магазин.