Читаем Новая лирика. Годы полностью

Новая лирика. Годы

Сергей Островой

Поэзия18+

Читатель

Так кто же ты? Друг или недруг?

Тут нет середины ни в чём.

Тут либо дремучие недра,

А либо звезда над ручьём.

И стань ты хоть докою ушлым

Иль тем записным знатоком,

Но паче всего равнодушным

Не смей состоять. Ни при ком.

И вот ведь тут чудо какое:

Сейчас ли, а может, в былом,

Лишал ли тебя я покоя

При встрече с добром или злом?

Помог ли бесстрашью? И чести?

Был рядом во время годин?

И верил ли ты, что мы вместе?

Что ты на земле не один?

Ты мой. Хоть великий, хоть малый.

Ты мой. По бытью. По судьбе.

Каким тебя званьем ни жалуй,

А все не по росту тебе.

Так кто же ты? Друг или недруг?

Тут нет середины ни в чём.

Тут либо дремучие недра,

А либо звезда над ручьём...

Портрет

Нас всех рисует время,

Всё пишет наш портрет,

От самой колыбели

До тех прощальных лет.

С дороги не сбиваясь,

Оно ведёт свой счет.

То выстелет морщинку,

То складку насечёт.

За радости сверх меры,

За прежние грехи

Безжалостно и строго

Кладёт оно штрихи.

То длинный штрих положит,

А то взмахнёт слегка—

И белая дорожка

Ложится у виска.

И снова — белым, белым,

И входит цвет в права,

И зимнею порошей

Повита голова.

Идут за годом годы.

Идёт за следом след.

А время всё рисует,

Всё пишет наш портрет.

Меняет наши лица.

И души. И сердца.

А сколько это длится?

А это без конца...

Любовь

Это намертво. Это в крови.

Это в сердце моём бесконечно.

Нет, не клясться России в любви —

А любить её. Просто. И вечно.

Уважать её хлеб. И добро.

И внимать, как ложатся на долы —

Тишины золотое перо

И зари вечевые глаголы.

И по утренней этой поре,

Захлебнувшись росистою ранью,

Встать лицом к повлажневшей коре

И вдыхать эту свежесть дурманью.

И земной суете вопреки

Увидать, будто в сказочном чуде,

Как у самого края реки

Солнце черпают вёдрами люди.

Мельница

Всё на земле перемелется.

Камень. Железо. Трава.

Жизнь — это вечная мельница,

Вертит свои жернова.

Ходит по мельнице ветер.

Сор выдувает в окно.

Где-то мякину приметит.

Где-то поднимет зерно.

Души печалить не будем.

Тут уж законы свои.

Что-то останется людям.

Что-то склюют воробьи.

Разные судьбы на свете.

Разные в мире права.

Сколько всего переметят

Жизни твоей жернова.

Будет и радость. И морок.

Совесть была бы чиста...

Хлеб оттого-то и дорог,

Что не даётся спроста.

Чудак

Ах, нам бы знать не худо

Уже давным-давно:

Чудак — от слова чудо.

Вот то-то и оно.

Хоть раз скажи, хоть десять,

А так оно и есть.

Пойдёт чудак чудесить —

Чудес не перечесть.

Жил-был старик в Калуге.

Ходил он в чудаках.

Космические фуги

Играл на облаках.

Ловил он звёзды в сети.

Он звал людей в полёт.

И до сих пор на свете

Та музыка поёт.

Чудак не знает страха.

Казни его молвой,

А он опять из праха

Поднимется живой.

Его костром пытали.

Железом рвали рот.

А он все рвётся в дали.

На вымах. В разворот.

И всем нам знать не худо

Уже давным-давно:

Чудак — от слова чудо.

И так и есть оно.

Душа

По камням стучит водица,

Будто палкой старица.

Если б снова мне родиться –

Знал бы, как состариться.

Если б снова ветер в грудь,

Да в дорогу дальную,

Я бы взял с собою в путь

Глубь исповедальную.

Уползай в нору, змея,

Улетайте, вороны,

Распахнул бы душу я

На четыре стороны.

Что там брезжит впереди?

Кто несчастен смолоду?

Вот душа моя – входи.

Обогрейся с холоду.

Обогрейся, не беда.

Забирайся в песенки.

Если б старые года,

Да по новой лесенке.

Вот тогда б идти, идти,

Сто годов источится…

А душа – она в пути.

Ей всё к людям хочется.

Свет и тьма

Не то со зла, не то с испуга,

Не то ещё с какой беды

Схватились ветки друг за друга

И ну скрипеть на все лады,

И ну стращать, и ну хлестаться,

И ну выписывать круги,

Еще чуть-чуть и, может статься,

Начнут кусаться. Хоть беги.

Погасло солнце в чёрной раме.

Уже качало высоту.

Гроза сидела за домами

И набирала черноту.

И вдруг нагрянула. И с ходу

Перекрутила все сады.

И так ударила природу,

Что было близко до беды.

А между тем за дальним лесом

Опять светало. Всё звончей.

И прыгал ветер красным бесом,

Гоня багряных трубачей.

Всё пело свежестью и светом.

Садами. Радугой. Травой.

И сколько раз пишу об зтом,

И каждый раз пишу впервой.

Ветер

Когда у ветра спросишь:

Где ты был?—

Он может не ответить. Он забыл.

Забыл, как он ломал моё окно.

А было сыро. Холодно. Темно.

Забыл, как он берёзке у ворот

Ладошкой грязной перепачкал рот.

Забыл, как у парящего орла

Хотел с размаху вывернуть крыла.

Забыл, как под бушующей волной

Все звёзды утопил он. До одной.

Забыл, как на заснеженном лугу

Топтал костёр. Валял его в снегу.

Забыл. Забыл. Всё — ветреник — забыл.

Не спрашивай у ветра, где он был.

Он всё ко мне стучался в эту ночь.

Принёс беду, а после канул прочь.

Атом

Уже была однажды Хиросима.

И эта боль черна. И негасима.

Уже однажды плавился гранит.

И всё звенит слеза его. Звенит.

И в рыжих комьях рушилась земля,

Людей о милосердии моля.

И с той поры — я верю — каждый атом

Себя считает в чём-то виноватым.

И даже в каждом атоме добра

-Нет-нет да отзовётся та пора...

Страда

Шагал солдат кромешными путями.

Мостил дороги в дантовых кругах.

Четыре пуда грязи под ногтями.

И полземли на ржавых сапогах.

Высь

Гора убить меня хотела.

Ей камни в верности клялись.

И всё куда-то вдаль летела

Неразговорчивая высь.

Ярилась дикая природа.

То вышлет бурю. То обвал.

И не давала кислорода,

Перейти на страницу:

Похожие книги