Новая Луна

Лукас чувствует, как рука Адрианы вздрагивает.

— Согласилась, не так ли? Я думала, это необходимо для семьи. Единственное, что для семьи на самом деле необходимо, — это семья.

Лукас не может подыскать нужные слова, так что он приказывает Токинью играть.

— Так хорошо?

— Жоржи. Да.

На глазах Адрианы проступают слезы, взгляд смягчается.

— Все дело в мелочах, Лукас. Кофе и музыка. Любимое платье Луны. Рафа, который сообщает мне результаты своих гандбольных команд, будь они хорошими или плохими. Звук текущей воды снаружи моей спальни. Полная Земля. Вагнер прав; можно забыть самого себя, когда смотришь на нее. Это так опасно: на нее не смеешь смотреть, потому что она способна приковать к себе твой взгляд и напомнить обо всем, от чего ты отказался. Это ужасное место, Лукас.

Лукас прячет от матери всплеск обиды. Снова хватает ее за руку.

— Я боюсь, Лукас. Я боюсь смерти. Она похожа на зверя — на грязного, крадущегося зверя, который выслеживал меня всю мою жизнь. Какая красивая музыка, Лукас.

— Я включу его «Aguas de Marco».

— Пусть играет, Лукас.

Адриана открывает глаза. Она задремала. От этого ей становится холодно, кружится голова. Может, она спала в последний раз и столько всего не сказала. Теперь ее сердце от озноба колотится неумолимо. Лукас сидит рядом. По лицу Адриана догадывается, что он работает; Токинью превратился в вихрь из файлов, контактов и сообщений. Музыка закончилась. Она была очень хороша. Тот парень умеет петь. Она бы попросила Лукаса включить ее опять, но не хочет портить момент; она бодрствует, а он ничего не замечает.

Она обращает взгляд к Земле. Предательница… Йеманжа показала ей сияющую тропу, проложенную через море, из того мира к Луне. Она прошла по тропе. Это была ловушка. Обратной дороги нет. Через это сухое море не ведут никакие линии из света.

— Лукас…

Он отвлекается от работы. Его улыбка прекрасна. Все дело в малом.

— Прости.

— За что? — спрашивает Лукас.

— За то, что я тебя сюда притащила.

— Ты не притаскивала.

— Не будь таким буквальным. Почему ты вечно ко всему придираешься?

— Там, наверху, не мой мир. Здесь мой мир.

— Мир. Не дом.

— Тебе не за что просить прощения, мамайн.

Адриана тянется к чашке на столике, но кофе остыл.

— Я скажу, чтобы приготовили свежий, — говорит Лукас.

— Будь любезен…

Граница света и тени на полумесяце Земли проходит через Атлантику; завиток тропического циклона, кружась, движется с севера на северо-запад, во внутритропической зоне конвергенции тихонько растворяются в ночи потоки облаков, похожие на орнамент «пейсли». Край зелени, кончик северо-восточной Бразилии, тянется за горизонт. Ночная сторона планеты окаймлена кружевами из огней. Скопления и завитушки; они отражают метеорологические узоры, как зеркало. Эти люди, живущие там, внизу…

— Ты знаешь, что с ними случилось?

— С кем, Лукас?

— Когда ты так смотришь на Землю, я знаю, что ты думаешь о них.

— Они потерпели поражение, как это случается со всеми, кто там живет. Что еще они могли сделать?

— В нашем мире жизнь совсем не легкая, — замечает Лукас.

— И в их мире тоже. Я думала о моей майн, Лукас. О том, как она в нашей квартире поет; а пай занимается своим автосалоном, полирует машины. Они так сияли в лучах солнца. Я вижу Кайо. Но не остальных. Теперь даже Ачи стала нечеткой.

— Тебе хватило смелости, — говорит Лукас. — Есть только одна Железная Рука.

— Дурацкое имя! — ворчит Адриана. — Проклятие, а не имя. Поставь мне снова ту музыку, Лукас.

Адриана устраивается в кресле. Ее окружают шепчущий голос Жоржи и быстрая гитарная музыка. Лукас наблюдает за тем, как его мать сквозь слова и аккорды погружается в неглубокий сон. Все еще дышит. «Кофе принесли», — сообщает Токинью. Лукас берет его у горничной и в тот момент, когда ставит на столик, замечает, что дыхание его матери остановилось.

Он берет ее за руку.

Токинью показывает жизненные показатели.

Ушла.

Лукас судорожно вздыхает, но все не так ужасно, как он себе представлял; совсем не ужасно. Йеманжа медленно выцветает до белизны и сжимается в точку. На восточном горизонте навечно замирает полумесяц Земли.

Луна в красном платье бродит босиком по валунам и пустым водоемам Боа-Виста. Ручьи пересохли, вода больше не падает из глаз и губ десяти ориша. Рафа не может объяснить, почему он отключил водяную систему Боа-Виста, но никто не спорил с ним, кроме Луны. Он смог выразить лишь то, что Боа-Виста должен был как-то отреагировать на случившееся.

Поминальная церемония вышла бестолковой и досадной. Гости не могли превзойти Корта в их панегириках, однако у семейства отсутствовали традиции прощальных речей, так что выступления были искренними, но с запинками и плохо организованными, а Сестринству, которое знало толк в религиозных действах, запретили появляться. Слова были сказаны, горсть компоста — весь оставшийся от Адрианы Корты углерод, который КРЛ позволила забрать для частной церемонии, — рассеяна, представители великих семейств отправились к трамваю. Во время короткой церемонии Луна бродила, легкомысленная как вода, изучая свой странный пересохший мир.

— Папай!