Читаем Новая модель реальности полностью

Нужно ли дать понять дяде Васе, что он потенциальный представитель новой модели реальности? Нужно! Но как это сделать? Заставить его читать «Пиковую даму» или слушать Третью симфонию Бетховена? Нет, из этого ничего не получится. А как? Надо вычленить из него «пихотическую часть», которая, по Биону, есть у каждого человека. Для этого у дяди Васи по жизни должен случиться какой-то шок. Например, у него неожиданно умирает жена от инфаркта – некого бить, не у кого пропивать зарплату. У дяди Васи наступает депрессия. Он уже не смотрит телевизор. Он в глубоком запое. Но у него есть друг дядя Коля, который решает спасти дядю Васю и отводит его к психотерапевту. Психотерапевт – не психиатр, он не будет задавливать дядю Васю лекарствами. Он посоветует поехать в деревню к матери и поудить рыбку в пруду. Но причем здесь новая модель реальности? Но напрасно думать, что новая модель реальности это только «Война и мир» и «Черный квадрат». Дядя Вася сидит на берегу пруда и вспоминает детство, как он первый раз поцеловал Маньку. И что-то в душе у него сдвигается. Мы – новая модель реальности – в ответе за дядю Васю. Весь мир на 90 процентов состоит из дядей Васей. И их надо постоянно тормошить. Ведь они не обезьяны, у каждого из них есть свое маленькое шизо-. В него и надо метить. Какую роль играет шизо– в новой модели реальности? Что такое шизо-? Это то, что отличает человека от всех других видов животных. Это не значит, что все люди шизофреники, это значит, что другие животные не могут быть шизофрениками. Но это так лишь в традиционной онтологии. В новой модели реальности, в мире всеобщего превращения и оборотничества, где все, что угодно, может быть всем, чем угодно, шизо– играет определяющую роль. Что же это за роль? Это роль творческая, креативная. Это та роль, которую играет в традиционной онтологии человеческий язык, где слова не похожи на вещи (об этом подробно см. в книге «Введение в шизореальность») [Руднев, 2011]. Но в новой модели реальности, в сущности, нет языка. В ней язык неотделим от предметно-событийного мира. В этом плане, как мы, вероятно, отмечали выше, новая модель реальности это своего рода мифологическая реальность. Но есть важное отличие. Оно состоит в структуре времени. Как известно, мифологическое время циклично. Время в новой модели реальности парадоксально. Оно одновременно энтропийно-информативное, поскольку лента Мёбиуса крутится в противоположные стороны. Но она также обращается вокруг своей оси, образуя еще одно временнóе измерение. Этого-то измерения нет в мифе. Что же это за время? Можно сказать, что это шизовремя, специфичное для новой модели реальности. Каковы его характеристики? Для того чтобы представить это, нужно привести конкретный пример. Если элемент в новой модели реальности это одновременно слово, вещь, предложение и событие, то оно является, так сказать, сразу в четырех ликах, как в примере со словом «Витгенштейн», который мы разбирали выше, где Витгенштейн – это и слово, и лицо (вещь), и предложение, и событие. Время в новой модели реальности – это дизъюнктивный синтез мифологического, информативного, циклического, энтропийного и многомерного времени Джона Уильяма Данна (подробно см. первую главу книги «Прочь от реальности») [Руднев, 2000]). Именно благодаря этому элементы новой модели реальности соотносятся особым образом, они «упорствуют и парят», как бы выразился Жиль Делёз. Но что это конкретно значит? Представим себе, что Мандельштам и Витгенштейн это каким-то образом одно лицо, слово, предложение и событие. (На самом деле в новой модели реальности все лица (вещи), слова, предложения и события это все другие вещи, слова, предложения и события, хотя это и трудно себе представить.) Каждое стихотворение Мандельштама есть часть (равная целому) диссоциированного Мандельштама, и каждая максима «Логико-философского трактата» есть часть диссоциированного Витгенштейна. Представим, что «Трактат» написан стихами Мандельштама, а каждое стихотворение Мандельштама есть максима «Трактата». Таким образом, в новой модели реальности Мандельштам обучает философии Витгенштейна, а Витгенштейн обучает стихосложению Мандельштама. Представим себе, что первая максима «Трактата» Die Welt ist alles, was der Fall ist (Мир есть то, чему случается быть) это то же самое, что строка Мандельштама «Сестры тяжесть и нежность – одинаковы ваши приметы». Какой-нибудь Шенберг или Шостакович сочинили на весь этот бриколлаж ораторию, и эта оратория есть весь мир на какое-то мгновенье – как бы моментальный снимок фрагмента новой модели реальности. Кажется, что такое невозможно, но это невозможно лишь с точки зрения традиционной онтологии. Новая модель реальности предполагает мир с совершенно иной онтологической оптикой. Это нечто вроде финала Девятой симфонии Бетховена, где оратория переходит в оперный квартет, тот – в фугу, фуга – в глумливый марш, а марш сменяется хоралом. Если представить себе огромное нарративное произведение, состоящее из всех произведений, когда-либо написанных и еще ненаписанных, это и будет фрагмент новой модели реальности. Но самое удивительное, что мы именно в такой реальности живем, не замечая и не понимая этого. Что нужно, чтобы человеку открылась новая модель реальности? Это все равно, что спросить, какая польза от всех симфоний Бетховена и Малера, картин Ван Гога и Пикассо и романов Томаса Манна и Фолкнера. Никакой пользы от них нет, и не может быть. Но без них жизнь человека ничем не отличалась бы от жизни животного.

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги

Философия
Философия

Доступно и четко излагаются основные положения системы философского знания, раскрываются мировоззренческое, теоретическое и методологическое значение философии, основные исторические этапы и направления ее развития от античности до наших дней. Отдельные разделы посвящены основам философского понимания мира, социальной философии (предмет, история и анализ основных вопросов общественного развития), а также философской антропологии. По сравнению с первым изданием (М.: Юристъ. 1997) включена глава, раскрывающая реакцию так называемого нового идеализма на классическую немецкую философию и позитивизм, расширены главы, в которых излагаются актуальные проблемы современной философской мысли, философские вопросы информатики, а также современные проблемы философской антропологии.Адресован студентам и аспирантам вузов и научных учреждений.2-е издание, исправленное и дополненное.

Владимир Николаевич Лавриненко

Философия / Образование и наука
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука
САМОУПРАВЛЯЕМЫЕ СИСТЕМЫ И ПРИЧИННОСТЬ
САМОУПРАВЛЯЕМЫЕ СИСТЕМЫ И ПРИЧИННОСТЬ

Предлагаемая книга посвящена некоторым методологическим вопросам проблемы причинности в процессах функционирования самоуправляемых систем. Научные основы решения этой проблемы заложены диалектическим материализмом, его теорией отражения и такими науками, как современная биология в целом и нейрофизиология в особенности, кибернетика, и рядом других. Эти науки критически преодолели телеологические спекуляции и раскрывают тот вид, который приобретает принцип причинности в процессах функционирования всех самоуправляемых систем: естественных и искусственных. Опираясь на результаты, полученные другими исследователями, автор предпринял попытку философского анализа таких актуальных вопросов названной проблемы, как сущность и структура информационного причинения, природа и характер целеполагания и целеосуществления в процессах самоуправления без участия сознания, выбор поведения самоуправляемой системы и его виды.

Борис Сергеевич Украинцев , Б. С. Украинцев

Философия / Образование и наука