Читаем Новая Модель Вселенной полностью

Во время всех этих необычных переживаний я предчувствовал, что память о них совершенно исчезнет, едва я вернусь в обычное состояние. Я сообразил, что для запоминания того, что я видел и ощущал, необходимо все это перевести в слова. Но для многого вообще не находилось слов, тогда как другое проносилось передо мною так быстро, что я просто не успевал соединить то, что я видел, с какими-нибудь словами. Даже в тот момент, когда я испытывал эти переживания и был погружен в них, я догадывался, что все, запоминаемое мной, – лишь незначительная часть того, что проходит через мое сознание. Я то и дело повторял себе: "Я должен хотя бы запомнить, что вот это есть, а вот это было, что это и есть единственная реальность, тогда как все остальное по сравнению с ней совершенно нереально".

Я проводил свои опыты в самых разных условиях и в разной обстановке. Постепенно я убедился, что лучше всего в это время оставаться одному. Проверка опыта, т.е. наблюдение за ним другого лица или же запись переживаний в момент их протекания, оказалась совершенно невозможной. Во всяком случае, я ни разу не добился таким путем каких-либо результатов.

Когда я устраивал так, чтобы кто-нибудь во время моих опытов оставался возле меня, я обнаруживал, что вести какие-либо разговоры с ним невозможно. Я начинал говорить, но между первым и вторым словами фразы у меня возникало такое множество идей, проходивших перед моим умственным взором, что эти два слова оказывались разделены огромным промежутком и не было никакой возможности найти между ними какую-либо связь. А третье слово я забывал еще до того, как его произносил; я пытался вспомнить его – и обнаруживал миллионы новых идей, совершенно забывая при этом, с чего начинал. Помню, например, начало одной фразы:

«Я сказал вчера...»

Едва я произнес слово "я", как в моей голове пронеслось множество мыслей о значении этого слова в философском, психологическом и прочих смыслах. "Все это было настолько важным, новым и глубоким, что, произнося слово «сказал», я не мог сообразить, для чего его выговорил; с трудом оторвавшись от первого круга мыслей, я перешел к идее слова «сказал» – и тут же открыл в нем бесконечное содержание. Идея речи, возможность выражать мысли словами, прошедшее время глагола – каждая из этих идей вызывала во мне взрыв мыслей, догадок, сравнений и ассоциаций. В результате, когда я произнес слово «вчера», я уже совершенно не мог понять, зачем его сказал. Но и оно, в свою очередь, немедленно увлекло меня в глубины проблем времени – прошлого, настоящего и будущего; передо мною открылись такие возможности подхода к этим проблемам, что у меня дух захватило.

Именно эти попытки вести разговор позволили мне почувствовать изменение во времени, описываемое почти всеми, кто проделывал опыты, подобные моим. Я почувствовал, что время невероятно удлинилось, секунды растянулись на года и десятилетия.

Вместе с тем, обычное чувство времени сохранилось; но наряду с ним или внутри него возникло как бы иное чувство времени, так что два момента обычного времени (например, два слова в моей фразе) могли быть отделены друг от друга длительными периодами другого времени.

Помню, насколько поразило меня это ощущение, когда я испытал его впервые. Мой приятель что-то говорил. Между каждым его словом, между каждым звуком и каждым движением губ протекали длиннейшие промежутки времени. Когда он закончил короткую фразу, смысл которой совершенно до меня не дошел, я почувствовал, что за это время я пережил так много, что нам уже никогда не понять друг друга, поскольку я слишком далеко ушел от него. В начале фразы мне казалось, что мы еще в состоянии разговаривать; но к концу это стало совершенно невозможным, так как не существовало никаких способов сообщить ему все то, что я за это время пережил.

Попытки записывать свои впечатления тоже не дали никаких результатов за исключением двух случаев, когда краткие формулировки мыслей, записанные во время эксперимента, помогли мне впоследствии понять и расшифровать кое-что из серии смешанных неопределенных воспоминаний. Обычно все ограничивалось первым словом; очень редко удавалось больше. Иногда я успевал записать целую фразу, но при этом, кончая ее, забывал, что она значит и зачем я ее записал; не мог я вспомнить этого и впоследствии.

Постараюсь теперь описать последовательность, в которой проходили мои эксперименты.

Опускаю физиологические подробности, предшествовавшие изменениям психического состояния. Упомяну лишь об одном из них: сердцебиение ускорялось и достигало очень высокой скорости; затем оно замедлялось.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Перестройка в Церковь
Перестройка в Церковь

Слово «миссионер» привычно уже относить к католикам или протестантам, американцам или корейцам. Но вот перед нами книга, написанная миссионером Русской Православной Церкви. И это книга не о том, что было в былые века, а о том, как сегодня вести разговор о вере с тем, кто уже готов спрашивать о ней, но еще не готов с ней согласиться. И это книга не о чужих победах или поражениях, а о своих.Ее автор — профессор Московской Духовной Академии, который чаще читает лекции не в ней, а в светских университетах (в год с лекциями он посещает по сто городов мира). Его книги уже перевалили рубеж миллиона экземпляров и переведены на многие языки.Несмотря на то, что автор эту книгу адресует в первую очередь своим студентам (семинаристам), ее сюжеты интересны для самых разных людей. Ведь речь идет о том, как мы слышим или не слышим друг друга. Каждый из нас хотя бы иногда — «миссионер».Так как же сделать свои взгляды понятными для человека, который заведомо их не разделяет? Крупица двухтысячелетнего христианского миссионерского эксперимента отразилась в этой книге.По благословению Архиепископа Костромского и Галичского Александра, Председателя Отдела по делам молодежи Русской Православной Церкви

Андрей Вячеславович Кураев , Андрей Кураев

Религиоведение / Образование и наука