У меня просто не было мозгов, да и настоящего желания этим заниматься. Действительно заниматься. Я мог выделить деньги на фонды, но вот выискивать оборотнят по детдомам — нет. Для подобной работы нужны: силы, талант ищейки, нюх акулы и желание, много желания. Я помню, как мать моталась по миру, с остервенением выискивая малышей, испуганных волчиц и прочих, кто пострадал от очередной войны стай. А таких всегда было много. Сказать, что моя мама, бабушка и тети выполняли функции СБ или частных детективов, это значит — сильно приуменьшить их труд.
Они создавали новые жизни волчицам и волчатам, следили почти за всеми в течении все их жизни. Помню, что мать могла не спать сутками, выискивая, ожидая кого-то из новеньких или уже подопечных с миссии. И моя мать была «альфой». Она чуть ли не с момента признания отца, стала отбирать себе волков, для подобной работы, создавать свой круг. А уж к моменту рождения первенца и наследника, моего старшего брата Василеса, она стояла всегда за правым плечом отца, оттеснив с этого места деда. Даже на картинах, а позже и снимках моя мать стояла, как верный страж и лучший из секретарей, сразу за спиной отца.
К слову, она и погибла так же, прикрыв его, умирающего, собой. Верный друг, любимая женщина, страшная стерва, и самые опасные Клыки на привязи у моего отца. Она была много больше, чем просто матерью и женой. И нет ничего удивительного, что она «построила» не только волков, но и моих тетушек с дочерьми, и свои дочерей. Нет ничего смешного или странного в том, что и мы — ее сыновья — верили, что и наши пары будут подобны нашим валькириям.
Верил и я, пока вся моя семья не отправилась к предкам, прихватив с собой и часть меня, большую часть. Но, взросление Инги убедило меня, что она не альфа. И видят Боги Всех Миров, мне было плевать, сначала.
В тот день мы вернулись с прогулки по ночному Парижу. Лично я не видел в этом городе ничего такого уж, чтоб прям ах… Город, как город. Если захотеть — и припомнить, то я мог бы назвать дома и улицы, куда падали бомбы Второй Мировой. В Париже, в то время, я пробыл недолго, но и того, что видел, мне хватило. Для меня Париж был местом работы, как и еще десяток городов, где приходилось бывать постоянно. Но, для Инги, лингвиста и романтика, это был город сладкой романтики.
Пока моя пара после прогулки отмокала в ванной, я решал рабочие вопросы. И узнал, что только на территории Франции за последний год нашли пятнадцать трупов оборотней. Семьи альфы и его беты, уничтоженных после последнего передела власти. Если бы была жива мама или дед, если бы еще существовали Мерцающие, а лучше весь Лунный Клык, то этого бы удалось избежать, а так… Еще пятнадцать душ на моей совести. Можно было бы казнить альфу-победителя за нарушение моего прямого приказа: не убивать родню противника, но что это даст…? Убить после этого еще щенков и пару придурка? Я даже не стану распинаться о том, что тогда я ни чем не отличаюсь от него. Просто я не стану убивать детей! А что это значит? Дети вырастут, станут сильными, сколотят стаю, а что захотят молодые альфы, ощутив за собой силу? Правильно, мести. Мести одному страшному и мерзкому Мастеру, который убил отца, и обрек тем самым на смерть его пару, их мать. Редко когда пары альф оставались в этом мире после гибели альфы. Привязка у таких волков слишком сильная.
И я бы, наверное, долго придавался унылым мыслям, если бы не услышал, сквозь шум воды тихие всхлипы, вперемешку со скулежом моей девочки. Еще час назад она смеялась снимая меня на фото, а сейчас… плачет…
Я мог бы решить, что так она сбрасывает пар, мало ли. Кто-то курит, кто-то идет на пробежку, а кто-то ревет. Но, Инга не относилась к числу тех волчиц, которым требовались моменты слезоизливания. Она вообще не плакала, почти никогда, скорее уж кричала и злилась.
— Инга? — спросил я.
— Влад, уйди, — попросила она.
И я бы оставил ее наедине с собой, но голос…
Повернул ручку — не поддалась.
— Открой.
— Не хочу!
— Ин, — с укором в голосе. — Я не хочу ломать замок. Не хочу завтра приносить море извинений отелю.
С минуту я слушал всплески воды, пока пара добиралась до двери. Потом щелчок замка. Я подождал, чтобы она опустилась обратно в ванную, и вошел.
Моя девочка и правда ревела в три ручья. И давно, судя по красным глазам и распухшему носику. Мокрый воробей, не иначе, что еще больше подчеркивалось большой ванной и белой пеной. Такая маленькая и хрупкая.
Я опустился прямо на мокрый мрамор пола. Мокрый, да, но еще и теплый. Я смотрел внимательно, но не требовательно. Если она хочет что-то оставить при себе — пусть.
Пару минут мы молчали.
— Я могу у тебя кое-что спросить? — решилась-таки она.
— Все что угодно, — с готовностью отозвался я, любуясь женой. Красавица, даже когда нос сопливый!
— И ты… ответишь честно?
— Ты предполагаешь, что я могу солгать своей паре? — насмешливо уточнил я.
Но, вместо того, чтобы фыркнуть, моя девочка еще больше закусила губу, а из глаз покатились слезы.
— Я отвечу, — сказал я.
— Мастера… они и правда… ну…
— Что — ну?
— Бессмертные?