Новая реальность

Выставка занимала семь залов, и они осмотрели ее довольно быстро. Андрей в основном шел позади своих знакомых и пытался определить, каково их настроение, чтобы доложить редактору и чтобы тот отвязался от него и оставил на работе. В любом случае он собирался сообщить, что настрой у них отличный и трогать их не следует. Всю дорогу они весело болтали, обменивались впечатлениями, читали пояснения возле картин и особо не обращали на него внимания. Андрея это вполне устраивало. Сам он не видел никакого смысла в картинах, тем более основная их часть была совершенно бессюжетной.

— Ты знаешь, что Олеся тоже художник? — спросил Петр, когда они очутились в последнем зале.

— Ну что за глупости ты говоришь! Конечно, он не знает. — Олеся покраснела, хотя ее щеки и в обычном состоянии были довольно румяные, и начала кокетливо отворачивать голову. Андрей слабо улыбнулся.

— Не обращай внимания, — сказала она, — я просто пробую новое хобби, рисую для себя и некоторых друзей.

Андрей подумал, что она только изображает стеснение и на самом деле гордится своим увлечением.

— Вы тоже рисуете нечто подобное? — спросил он.

— Почему это ты на «вы». Давай-ка общаться по-товарищески!

— Хорошо. Ты тоже рисуешь вот это? — Андрей показал на ближайшую картину. На его взгляд, она была бессюжетным смешением бледных сине-голубых красок на болезненно-сером фоне. Называлась она «Зима».

— Мне нравится современное искусство, — призналась Олеся, улыбнувшись, — но нет, я обычно занимаюсь другим. Более сюжетным творчеством.

Петр почему-то усмехнулся и отошел к другой картине. Они последовали было за ним, но, сделав пару шагов, остановились.

— Я тебе как-нибудь покажу, над чем сейчас работаю. Это было единственное, что они мне разрешили забрать с собой.

— А что, были какие-то ограничения?

— Оказывается, они не хотели, чтобы мы забирали с собой слишком много. Предметы декора были ограничены одним. Мне пришлось раздаривать все свои работы накануне отъезда.

— Не знал о таком, — признался Андрей.

— А ты много знаешь о городке вообще?

Он пожал плечами:

— Особо ничего не знаю. Меня просто привезли сюда, дали комнату и работу. И все вокруг говорят, что мы скоро вернемся в Москву.

— Вот как? Ну, судя по количеству людей, которых вывозят, не так и скоро, — улыбка пропала с Олесиного лица, теперь она говорила даже немного ожесточенно. Казалось, ей причиняет боль этот разговор, но она готова была мужественно его продолжать.

— Ведь нас везли не сюда, — вполголоса проговорила она, — а в другое место. Здесь, говорят, уже некуда подселять, и людей везут дальше на север, уже чуть ли не к океану. И конца этому не видно. Они, по-моему, хотят вывезти пол-Москвы, а может, и всю, — она прошептала последнюю фразу, приподнимаясь на цыпочки, чтобы услышал только Андрей, — ты не представляешь, как это страшно выглядит там! Пустые улицы, пустые дома… Зачем они это делают? Ведь войны нет. По крайней мере, если верить телевизору. Зато куча денег тратится на то, чтобы развеять народ по этим снежным пустыням…

Он невольно поежился, вспоминая о Лене. Она ни за что не хотела уезжать, клялась, что останется любой ценой. Что если прямо сейчас они насильно выкорчевывают ее из привычной жизни, заставляют выбросить любимые вещи, картины и мчаться на вокзал, пугая бряцающей на пороге столицы «угрозой»? Андрей на мгновение закрыл глаза, отчетливо увидел ее искаженное болью и обидой лицо.

— Эй, ты как? — Петр коснулся его плеча. — Что, Леська все за свое? Конспирология?

Андрей не смог сразу ответить, просто покачал головой, пытаясь выдавить из себя улыбку. Олеся спокойно ответила вместо него:

— Просто делимся мыслями об этой эвакуации. Повезло нам, что застряли в одном месте. Хоть какие-то знакомые. Представляю, как тебе было странно тут одному в первые дни.

Андрей благодарно посмотрел на нее, и она кивнула ему так, словно между ними установилось некое тайное ото всех понимание.

Они стояли перед огромной сферой, выложенной из кусочков зеркала. Обладая неровной поверхностью, зеркала выдавали отражения, размытые, увеличенные в пропорциях и искаженные. Тем не менее даже в них можно было угадать себя. Петр с женой отошли в сторону, а Андрей застыл перед экспонатом, который был им же самим. Он подумал, что больше доверяет этому рассеченному на десятки чешуек образу, нежели настоящему себе, которого видит, если бреется или умывается по утрам.

Андрей замер, и так же замерли чешуйки отражений. Ему показалось, что вокруг стало темнее. Он оглянулся и увидел, что ни его друзей, ни других посетителей в зале нет. Безмолвно стоял смотритель с пустым взором. Он походил на птицу — длинношеею озерную утку, настороженную близким присутствием человека. Он стоял боком к Андрею и, кажется, глядел на него боковым зрением, немигающим черным зрачком. «Почему все они в этом чертовом городке походят на птиц?!» — подумал Андрей.