Новая реальность

Ты в курсе, что мы продолжаем со всеми ссориться и рвать отношения? По телеку они скажут тебе, что «дипломаты работают» и бла-бла-бла, но на самом деле я только и слышу, что очередная страна закрыла нам въезд или ввела ограничения против каких-то чиновников. Я помню, когда это все началось, все посмеивались, потом стали злиться и кричать, что с Россией так нельзя и мы всем покажем. А потом наступил какой-то надлом, и всем стало наплевать, что там происходит. Никто уже никуда не может поехать — так и чего это обсуждать?

Мой брат, к которому я собираюсь ехать (это тот брат, который в Курске), помню, в те времена, когда все началось, кричал мне по телефону, что я ничего не понимаю, что все будет круто, что мы скоро увидим процветание и что к нам обратно будут проситься бывшие республики… Потом он стал как-то меньше об этом, я думала, из-за того, что родилась дочь у них. Но сейчас он вообще не говорит на эту тему. Я пробовала спросить, но он просто замолкает. Мне даже слегка страшновато — что это в голове человека, который просто молчит, когда слышит вопрос? Напишу тебе, как доберусь, расскажу, что он из себя представляет.

Хотя прочитаешь ли ты? Я все представляю себе эту снежную пустыню, которую мы смотрели на фотографиях, когда ты уговаривал меня поехать. Мне казалось это таким бредом. Я была так зла на тебя. А ты, наверное, был зол на меня. Конечно, я тебя подвела. Мне теперь странно это понимать. Неужели действительно возможно, что мы никогда не увидимся? Я не верила даже в тот день… Интересно, ты бы стал со мной разговаривать после того, как я не пришла к поезду? Я вдруг поняла тогда, что хочу запомнить тебя смеющимся, улыбающимся, свободным… А не хмурым на перроне (и не говори, что ты был не хмурый!). Я поняла, что эти полчаса или час, которые у нас будут, ничего не поменяют, не сделают… И в общем вот. Не приехала. Потом узнала, что ни Лешка, ни Игорь не приехали. Ты, наверное, страшно обиделся на всех нас. Ладно, я просто закончу на этом. Прости.

Слушай, ты все-таки думай обо мне, ладно? Я думаю о тебе часто. Чувствуешь ли ты это? Давай будем думать о том, как увидимся, хорошо? Мы не можем не повидаться еще хоть раз. Если у нас будет еще хотя бы одна встреча, я буду говорить без умолку, пока не скажу все-все-все. Звучит как угроза, да? (Смайлик.) Странно, я пишу это, и мне смешно, но хочется плакать.

Все, хватит. Поеду куплю билет. Надо быть не одной в Новый год, а то начинается депрессия. Надеюсь, ты тоже там не один, и у тебя есть друзья.

Мы встретимся. И море будет омывать наши ноги. Представила это сейчас… На море встретимся, хорошо?

Обнимаю.

Лена».

Андрей нахмурился, когда закончил чтение. Он действительно не пытался больше вернуться мыслями в Москву, боясь, что снова окажется немым и не сумеет сказать ни слова. Он закрыл глаза: ему представилось то огромное расстояние, которое их разделяло, и что оттуда, из далекой точки на темной, беспросветной карте России, бьет одинокий луч света, протянутый лично к нему. Это Лена изо всех сил пытается дотянуться до него, сама не зная, зачем им обоим это надо.

В темноте, звенящей одиночеством (у которого на самом деле нет ни звука, ни запаха, ни цвета, но, тем не менее, оно способно казаться звоном), он пробовал нащупать путь к ней, но огромные снежные преграды вставали: волна за волной, каждая следующая — выше предыдущей. И он выбился из сил, прорезая их, и так и застрял где-то посередине. Из оцепенения его вывел бодрый голос диктора в новом шоу, которое началось в девять утра.

Он открыл глаза. Была суббота, оставалось работать еще пару дней, потом наступали праздники. Здесь не чувствовалось такой суеты, как в Москве. Собственно, если бы не напоминания его нового приятеля, он бы постоянно забывал о Новом годе. Андрей встал и, покачиваясь, сделал два шага до стола (накануне он крепко выпил в одиночестве и еще не полностью протрезвел). На столе лежал галстук серо-голубого цвета, который он собирался подарить своему товарищу-чиновнику. Рядом он положил письмо. Тоскливое желание ответить теребило краешек его души, но беспомощность клонила в сон.

— Лена, ну что я могу сказать. Здесь нормально. Есть дешевый алкоголь и «Северные», — пробормотал он, укладываясь обратно в койку. Он улегся без одежды: трубы были раскаленные. — Еще тут тепло. Надеюсь, дома тоже, — добавил он и повернулся к телевизору.

Ток-шоу заменило его мысли, и Андрей остекленевшими глазами смотрел на красавчика-ведущего и его гостей. Даже не верилось, что где-то в Москве они записывали эту передачу: добрых четыре часа напряженной работы, куча гримеров, операторов, сценаристов, помощников… В городке такая яркая картинка смотрелась как фантастический привет с другой планеты — тут, наверное, и не собрать столько ярких цветов, сколько поместилось на экране. Андрей, насытившись картинкой и пустой болтовней о предмете, который он даже не запомнил, уснул и проснулся после трех часов. Царила все та же ночь.