С графиней у меня не получилось ничего. Нет, я виноват в этом не был, просто она слегка перебрала спиртного, и когда мы добрались до ее спальни, она упала на кровать и стала напоминать мне бревно, причем бревно, пропитанное насквозь алкогольными парами. Я и сам не сказать, что очень трезв был, но внезапно мне стало не до любовных утех. Тем более, что, нагнувшись над ней, я ощутил запах тяжелых духов, которые смешавшись с другими не слишком приятными запахами внезапно вызвали протест. А ведь я специально пил больше, чем обычно, потому что подозревал подобную реакцию собственного тела. Постояв над пьяно улыбающейся во сне молодой женщиной, я помотал головой и тихонько направился к выходу из комнаты. Нет, если бы она не отрубилась, то при известной доле сноровки, возможно, все бы и получилось, тем более, что графиня не девочка, и можно было бы обойтись и без предварительных ласк, как бы цинично это ни звучало. Она была всего лишь незаконнорожденной дочерью Августа, одной из многих, кстати говоря, поэтому никакой охраны при ней не было, и никто не знал, что в ее комнату мы вошли вместе. Догадывались, конечно, как тут не догадаться, если мы уходили из бальной залы вместе, при этом графиня смеялась и висела на моей руке.
Нетрудно было догадаться, что при таком наплевательстве со стороны папаши, графиня Ожельская не зря искала покровительства кронпринца Пруссии, и даже тайком ездила к нему в Берлин. И не хватился же ее никто. Такие вот веселые нравы царили при этом польском дворе.
А еще мне интересно, для кого все-таки меня так сильно хранит провидение? Я же с такими раскладами скоро узду не смогу в руки взять из-за кровавых мозолей. Прыснув над собственными мыслями, я, покачиваясь, побрел к выходу из комнаты. По дороге зацепился за стул и растянулся на полу, благо покрытому пушистым ковром, так что обошлось без сильного грохота. Лежа на животе, я собирался с силами, чтобы подняться, но тут меня привлек тусклый блеск из-под ножки секретера, которая находилась сейчас прямо у меня перед глазами, и до того, как я сумел сосредоточить на ней взгляд, сильно качалась из стороны в сторону. Любопытство сгубило не только кучу кошек, но и меня однажды оно не пощадит, я просто в этом уверен, говорил я сам себе протягивая руку к привлекшему мое внимание блеснувшему предмету. Это оказался небольшой серебряный ключик. Кто прячет ключи под ножками секретеров? Только тот, кто не хочет таскать их с собой, и хочет постоянно помнить, где он находится. И логично предположить, что этот ключ прекрасно подойдет к одному из ящиков секретера.
Хмель сразу же начала выветриваться из головы, когда я поднялся и принялся осматривать многочисленные ящики этого сооружения, которое практически все из тех самых ящиков состояло, периодически поглядывая на спящую графиню. Думать тут было не о чем, во всех ящиках, кроме одного, ключи были вставлены в замки. Это было глупым решением. Следовало и этот ключ оставить на своем месте, тогда на фоне всех остальных ящиков этот не выделялся бы, а потенциальному вору пришлось бы повозиться, прежде чем проверить каждый, дабы найти нужный. Учитывая же количество этих самых ящиков, для того, кто не знает, что и где находится, нужен был как минимум час, чтобы все как следует осмотреть, а у воров обычно в распоряжении гораздо меньше времени. Но графиня слишком умной мне не показалась, так что то, что это ее решение так сильно облегчившее мне жизнь, вместо того, чтобы ее осложнить, было все-таки довольно закономерно.
— Вместо того, чтобы любовью заниматься, ты по чужим столам шаришь, поздравляю, Петр Алексеевич, ты истинный извращенец, — тихонько пробормотав это напутствие, я открыл пресловутый ящик и, заглянув внутрь, увидел то, что и хотел увидеть – аккуратно свернутые бумаги со взломанными печатями, похожие на письма. Брать или не брать? Вот в чем вопрос. Еще раз оглянувшись на Анну Каролину, я вытащил одно письмо наугад и повертел его в руках. Письмо было без обозначения адресата, скорее всего, доставлено курьером, или отданное лично в руки графине Ожельской. Открыв его, я поднес поближе к свече и принялся читать. Написано оно было на немецком, что уже вызывало определенные подозрения.