Новая Спящая Красавица

– Министры и коллегия магов предложили поступить так для повышения авторитета королевской власти, и отец согласился. Я был не против: к тому времени я уже знал, что не имею равных в магическом искусстве, а сплоченный кабинет министров продолжал делать свою работу. Да и отец всегда готов был помочь мне советами. – Он озадаченно нахмурился. – Хотя не помню, когда последний раз обращался к нему. Лет пять, наверное, прошло… Они с мамой уехали из столицы в уединённое поместье и, судя по письмам, вполне счастливы спокойной тихой жизнью. Но самое важное, почему я согласился, – пресеклось его дыхание, а голос охрип и дрогнул. – Это ты, красавица. Как только отец официально объявил о своём решении, он стал не властен надо мной и я в тот же день пришёл к тебе. Сюда. Я летел к тебе как на крыльях, но у самых дверей почувствовал, как от волнения подкашиваются ноги. О, как же давно я мечтал об этом! Как жаждал вновь увидеть тебя, коснуться твоей кожи, уловить едва заметное дыхание. Я провел здесь весь вечер и ночь. Я стоял подле тебя на коленях, и никогда ни до, ни после не ощущал такого всепоглощающего, обжигающего счастья, мистического экстаза и всемогущества. Боги даровали нам мистическое единство. Я рассказал о том, что стану королем, и тебе больше не придётся скучать здесь в одиночестве, о том, что отныне ты никогда не будешь одна, и готов поклясться, ты едва заметно улыбнулась и сжала мне пальцы. И тогда я понял. Понял, что всё это время был прав. Ты жива. Ты единственная, кто меня понимает. Кто по-настоящему сочувствует. Ты готова полюбить меня. А у меня… нет и не будет другой любви, кроме тебя, красавица.

«Да он безумен!» – агрантом взорвалось у меня в мозгу.

– Я приходил раз за разом и делился всем: планами и сомнениями, победами и поражениями, последними новостями и размышлениями… И готов поклясться, ты всегда внимательно слушала меня. Вижу, ты сомневаешься… – остановил Амори свои сводящие с ума откровения. – Я готов открыться тебе полностью. Готов предстать перед тобой без прикрас, ведь только твоё мнение важно для меня. Ты сохранила магию, Марилена, используй её, чтобы заглянуть в моё сердце. Для тебя я сниму все щиты, и ты узнаешь обо мне даже то, что я сам от себя скрываю. Как волшебники делятся воспоминаниями? Так же, как они делятся силой?

– Нет, – покачала я головой. – Нужна привязка…

Я бессознательно потёрла нежные лепестки цветов, и тонкий сладковатый аромат словно что-то включил во мне, совместив клочками магическую ауру.

Будто рея под каменным потолком, я увидела коленопреклонённого юношу, с женственной бархатистостью кожи и чертами лица столь тонкими, что он мог уверенно соперничать по красоте с девушкой, в нарочито торжественной позе лежащей на постели.

«Я его помню», – с удивлением промелькнула мысль и исчезла, сметённая новой картиной.

Высокий крепкий мужчина с гривой густых волос, припорошенных сединой, приводит с собой маленького мальчика. Уже поздний вечер, возможно, ночь, и малыш куксится и зевает, но все жалобы стихают, стоит только вспыхнуть огням в комнате спящей принцессы.

Ребёнок замирает на пороге в восхищении, любуясь девушкой в сверкающих одеждах – как яркой, желанной, но пока недоступной игрушкой.

– Какая красивая тётя, – лопочет он и бежит к кровати, трогает незнакомку за волосы, водит ладошкой по щеке…

– Это и есть моя самая большая тайна, – признаётся король.

Он ещё не дряхл, маги стареют медленнее обычных людей, а этот ещё и закалённый воин. В нём чувствуется стать и военная выправка, крепкое тело спорит с гривой посеребрённых волос.

– Ах! – Малыш благоговейно и пылко целует девушку в щёку и обвивает ручонками шею. – Какая тихая и спокойная… Как нежно пахнет цветочками!

– Аккуратнее! – предупреждает его дед.

В нём вспыхивают сразу несколько чувств: он знакомит двух самых ценных для него людей, в нём цветет гордость за внука, перспективного мага, радость и удовлетворение от того, что его внук, его кровь, его сила, чувствует то же, что и он. Что он понял, оценил, восхитился той, что лежит безмолвно перед ними. Мальчишка во всём похож на него: и внешне, и магическим даром, проявившимся чуть ли не с рождения, и скрытой страстностью и необузданностью натуры… В эту минуту он как никогда чувствует родство и единство с этим смешным трёхлетним пацаном… А ещё укол тревоги. Беспокойства. Недовольства. От того, что ребёнок начинает вести себя бесцеремонно: обнимает, гладит девушку по волосам и, наконец, забирается на кровать, устраиваясь под боком.

– Амори! – одёргивает король.

В его голосе назревает гнев – он привел внука смиренно полюбоваться принцессой издалека, а не лезть к ней в кровать. А ещё он чувствует неясную и в общем-то смехотворную ревность. К тому, кто так по хозяйски обнимает его невесту, так уверенно устраивает голову на её плече… пусть это ребёнок. Ведь он сам… никогда не позволял себе такого. А ещё… Когда срок заклятия спадёт и принцесса очнётся, – а королю очень надо верить, что она обязательно очнётся, – то… это увидит его внук, эта копия его самого, но не он.