– Будь спокоен, мудрый кади, я найду светлейшего принца.
– От проживающей там сволочи можно ожидать много дурного, – с умыслом заметил кади, что хитрый грек очень хорошо понял. – Ты не хуже других знаешь, что нападения разбойников там не редкость. Отправляясь туда, принц, сам того не подозревая, подвергает себя опасности. Это отребье Востока, персидские лудильщики и нищие, зорко следят за теми, у кого есть золото и драгоценности.
– Да, смерть там не диво, – согласился Лаццаро, зловеще пожав плечами.
– Тебе предстоит отвратить несчастье. Но так как в этом костюме цыгане и мошенники легко могут принять тебя за провожатого принца и покуситься ограбить и убить также и тебя, – сказал Гамид-кади, – то советую тебе лучше переменить одежду.
– Кажется, я вполне понял тебя, мудрый кади, спешу в точности исполнить твои приказания.
– Может быть, тебе удастся через принца напасть на след дочери Альманзора. Вот все, чего я от тебя требую, ничего другого и в мыслях у меня не было, – заключил разговор осторожный кади, – ступай и сообщи мне о результатах твоей попытки.
Грек удалился с низким поклоном. Прежде всего он вернулся в Скутари и там на одном из рынков купил себе красную феску и темный кафтан. Затем он отправился в указанное ему Гамидом-кади предместье города.
От серальского шпица в Стамбуле, пройдя некоторое расстояние вдоль высоких серальских стен и тенистых платанов, прохожие достигают прежде всего того места насыпей, где проходит железная дорога. Развалившиеся башни чередуются с потрескавшимися насыпями[20]
, здесь и там к полуразрушенным стенам прилеплен ветхий домишко, а среди щебня растут пышные кустарники. Далее на запад лежат не одни насыпи, но и большая часть предместья, стоящая на старых развалинах. Ярко выкрашенные деревянные дома с характерными балконами стоят на разбросанных в беспорядке закопченных остатках цоколя и других обломках камней, рядом зияют огромные трещины в древних каменных руинах домов, у подножия которых лепятся скособоченные хижины турецких башмачников и персидских лудильщиков. На заднем плане виднеются жалкие лачужки, местами только высятся над ними ослепительно белые минареты больших императорских мечетей.Здесь у семи башен, по-турецки, как уже упомянуто выше, Эди-Кули, пешеходы сворачивают с берега Мраморного моря назад к Золотому Рогу вдоль огромных Юстинианских земляных валов. Тут, миновав почерневшие от времени и также обреченные на разрушение башенные колоссы, приходят к арке ворот бывшего портала святого Романа. Через несколько проломов в стенах выходят сначала на большое Стамбульское кладбище с многочисленными каменными обелисками, затем достигают Влахерна, некогда большой части города, теперь же местечка, состоящего из грязных, населенных евреями лачужек, значительную часть которых истребляют ежемесячные опустошительные пожары.
Здесь же находятся и развалины Хебдоман, притон египетских цыган, еврейских нищих и греческих мошенников. Вместе с летучими мышами и скорпионами они разделяют эти мрачные убежища, а в прекрасные весенние дни праздношатающиеся ребятишки греются на солнце, на плитах и обломках колонн, остатках прежней роскоши, прежнего великолепия греческой империи.
Как развалины Кадри на другом конце города, так и это угрюмое каменное здание ведет свое начало с того времени, когда Константинополь еще не был завоеван турками. Развалины Хебдоман состоят из группы высоких и низких стен, заросших кустарниками и вьющимися растениями, здесь и там находятся отверстия в форме остроконечного свода. Местами заметны нижние части окон. Все же вообще обрушилось, значительная часть громадных стен обвалилась и служит убежищем для разнообразнейших элементов уличной жизни Стамбула. Внутренность Хебдоманских развалин распадается на бесчисленное множество отдельных помещений, из которых большая часть закрыта сверху и наполовину завалена мусором и обломками камней, так что там образовались целые поселения, строго обособленные. Даже и над этими помещениями и там, посреди мусора и травы, живет множество бесприютных бродяг, слишком бедных и ленивых для того, чтобы за несколько пиастров нанять себе квартиру в порядочном доме.
Это – пестрое смешение всевозможных племен, костюмов, наречий и обычаев. На стенах и внизу на траве сидят и лежат смуглые цыганские ребятишки, у входов, прислонясь к стене, стоят стройные цыганские девушки, сбоку старые полунагие укротители змей и персидские фигляры сидят на шкурах зверей и с наслаждением покуривают трубки, кругом, в своих помещениях, лежат опьяневшие от опиума нищие, стараясь блаженными сновидениями заглушить свои земные бедствия. Восточные музыканты и греки бренчат на своих инструментах, дальше, вверху, на одиноком стенном выступе сидит на корточках молодой цыган и извлекает из своей скрипки глубокие, жалобные мелодии, слышанные им от отцов, национальные песни их племени.