Когда грек пришел во дворец, ужас мало-помалу уступил место бешенству. Призрак должен быть, наконец, побежден. Он, правда, был неуловим, грек ведь испытал это, так как все попытки освободиться от него были неудачны, но если бы ему еще раз пришлось встретить его, он хотел осторожнее взяться за дело. Он твердо принял это решение, а что решил Лаццаро, то он непременно исполнял.
В тот вечер, когда Сади и Зора должны были отправиться в ссылку и по приказу султана оставить Константинополь, Лаццаро вышел из дворца своей госпожи, выведав предварительно наверху в покоях кое-что, наполнившее его тайной радостью. Он преследовал один план. Он хотел в этот вечер исцелить Рецию от ее любви к Сади. И это намерение, которое он на этот раз надеялся привести в исполнение, радовало его и вызывало в нем смех; когда же Лаццаро смеялся, казалось, злой дух торжествовал над побежденной душой. Его жгучие карие глаза сверкали, и он решился, если и на этот раз в руинах снова явится ему призрак Карлика, быть настороже. Под плащом у него был потайной фонарь. Он отправился в конюшни принцессы и велел запрячь ту самую карету, которой он пользовался уже однажды для перевозки Реции и принца в развалины. Затем он сел в нее как господин и отдал кучеру приказание ехать в развалины Кадри. Вся прислуга принцессы привыкла повиноваться греку, все боялись не только его влияния, но еще более его коварства и злобы, а потому Лаццаро играл роль хозяина во дворце незамужней принцессы.
Через час карета остановилась у коридора развалин, который вел в чертоги Смерти. Грек с маленьким фонарем в руке вылез из кареты и приказал кучеру ждать, затем исчез в длинном страшном коридоре, в котором не было слышно ничего, кроме отголоска его шагов. Он беспрестанно озирался по сторонам, желая убедиться, не покажется ли где-нибудь призрак, и достиг витой лестницы, неся перед собой фонарь, освещая им каждый уголок. Сирра не показывалась.
Лаццаро достиг верхнего коридора и встретил здесь старого Тагира.
Грек достал из кармана записку, показал ее старому сторожу, три раза преклонившемуся перед ним со сложенными на груди руками, и принял от него ключ от камеры, где Реция находилась теперь одна, так как принц Саладин, лишившийся чувств от удара грека, по приказанию Мансура-эфенди был взят от нее и перенесен в другое помещение, где его окружили всевозможной роскошью и всячески угождали ему. Реция была еще несчастнее теперь, когда у нее отняли Саладина. С трепещущим сердцем ждала она со дня на день освобождения, ждала появления Сади, но дни проходили за днями, а она все еще томилась в тюрьме. Пропал нежный румянец ее щек, она ничего не пила и не ела, скорбь изнуряла ее душу, тоска терзала ее, и ее бедные утомленные глаза не высыхали от слез.
Но вот к дверям ее камеры снова приблизились шаги, принадлежавшие старому дервишу. Реция стала прислушиваться. Кто пришел в этот вечер? Кто приближался к ней? Дверь распахнулась, ослепительный свет фонаря проник в камеру – Реция узнала вошедшего. Это снова был ужасный Лаццаро!
Реция не ожидала вторичного посещения Лаццаро. Она не предчувствовала, что эта ночь будет для нее еще ужаснее. Она хотела бежать. Хотела спастись в соседней комнате.
– Останься! – крикнул ей Лаццаро. – Я пришел, чтобы увезти тебя.
– Увезти? Куда? – спросила Реция вздохнув.
– К твоему Сади.
– Ты лжешь! Ты не настолько благороден.
– Почему нет? Клянусь тебе, ты увидишь твоего Сади, я хочу доставить тебе это удовольствие.
– Ты в самом деле хочешь это сделать? – спросила Реция, все еще сомневаясь.
– Твоя душевная тоска трогает меня, твоя любовь к Сади отталкивает тебя от меня. Я хочу вылечить тебя от этой любви.
– Что значат эти слова?
– Ты все увидишь сама.
– Должна ли я надеяться или опасаться? О, какую муку заставляешь ты меня переносить, жестокий! Сжалься! Освободи меня. Отведи меня к Сади, и моя вечная благодарность будет тебе наградой. Но к кому я обращаю эту мольбу… У тебя ведь нет сердца.
– Не думай так! Но мое сердце стремится владеть тобой. Я хочу назвать тебя своей. Я знаю твою верную любовь к Сади. Но будешь ли ты любить так пламенно человека, который оскорбляет твою любовь обманом и покоится в объятиях другой женщины в то время, как ты тоскуешь по нему?
– Сади мой повелитель и супруг, он может иметь еще других жен, но он этого не делает, я знаю это! Он поклялся мне в своей любви, и он принадлежит мне, мне одной.
– Безумная вера! – захохотал грек. – Говорю тебе, что он тебя бросил и обманывает. Мне жаль тебя, и потому я хочу вылечить тебя от твоей любви к изменнику. Он уже давно забыл тебя в объятиях другой женщины! Ты мучаешься от тоски и любви к нему, а он болтает с твоей соперницей, которая совершенно вытеснила тебя из его сердца, так что он ни разу не делал даже попытки увидеться с тобой.
– Прочь от меня, искуситель! Я знаю твою хитрость. Твои слова не действуют на меня. Сади мой! Смотри, моя надежда и вера так непоколебимы, что ты не возбуждаешь во мне и мысли о возможности того, чтобы Сади забыл и покинул меня.