– Я прихожу к тебе не с пустыми словами. Я приношу тебе доказательство!
– Сердце мое трепещет, какое испытание готовится мне?
– Я хочу отвезти тебя к Сади. Увидишь его.
– Аллах! Сжалься надо мной! Не оставляй меня! Руководи мной!
– Если ты не веришь моим словам, то поверишь своим глазам.
– Все, что выходит от тебя, все обман и лукавство. Я ничего не хочу видеть. Я буду любить Сади вечно!
– Дурочка, зачем тебе любить человека, который отказался от тебя и бросил! Ты должна следовать за мной.
Реция, дрожа, закрыла руками глаза, ей стало страшно. В ее душе вызванное греком сомнение боролось с верой клятве Сади, но вера пересилила сомнение.
– Можешь сколько угодно призывать все свое дьявольское искусство, чтобы мучить меня и заглушить мою любовь, тебе это не удастся. Сади мой! А если он меня бросил, это было бы для меня смертью.
– Пойдем! Я увезу тебя отсюда. Ты должна сама, своими глазами убедиться в истине моих слов, сомнение будет гибельно для тебя, – сказал грек. – Но что бы ты ни увидела, не говори ни слова, вот единственное условие, какое я ставлю тебе.
– Я не пойду с тобой! – вскричала Реция в отчаянии.
– Ты должна идти! Я требую этого от тебя. Или ты не хочешь еще раз увидеть своего Сади?
– Безжалостный!
– В эту ночь решится твоя участь, ты освободишься от своих страданий, когда увидишь все.
– Пусть будет так! – воскликнула Реция решительно. – Я иду с тобой.
– Встань на колени, чтобы я мог завязать тебе глаза.
– Я готова видеть все, что бы ни было!
– Ты должна увидеть все только на месте, куда я поведу тебя. Там я сниму повязку с твоих глаз, теперь же закрой покрывалом свое лицо.
Реция исполнила требование Лаццаро, она была в его власти, и к тому же внутренний голос побуждал ее следовать за ним. Если бы она в самом деле увидела Сади, один возглас, быстрое слово могли помочь ей. Она предалась надежде освободиться наконец от власти ужасного грека! Покрывало, опущенное на ее лицо, закрывало и глаза. Грек, осмотрев все, взял ее за руку. Он вывел ее из комнаты, оставив ключ в дверях. Печально последовала за ним Реция через коридор, вниз по лестнице и далее к выходу. Искра надежды загорелась в ее душе. Тысячи образов и мыслей теснили ее сильно бьющееся сердце. Лаццаро крепко держал руку Реции. Он довел ее до кареты, посадил в нее, и сам сел рядом с нею. Реция не видела, куда вез ее Лаццаро.
Через некоторое время карета остановилась. Грек открыл дверцы, и, соскочив на землю, помог Реции выйти из экипажа, который остановился у маленьких боковых ворот дворца принцессы. Глаза Реции были так плотно завязаны, что она не видела, как ярко освещены были окна. Казалось, там праздновали блестящий пир, по коридорам взад и вперед носились слуги и рабыни с блюдами, на которых лежали плоды, душистые цветы и гашиш. Войдя во дворец, Лаццаро и Реция услыхали обольстительные звуки музыки, доносившиеся из отдаленной залы.
Сади-бей, следуя приглашению принцессы, только что явился во дворец, чтобы перед своим внезапным отъездом в ссылку проститься с Рошаной. Она желала, прежде чем он отправится в далекую страну, на битву с арабским племенем, еще раз поговорить с ним и передать некоторые рекомендации к губернаторам Мекки и Медины, которые могли быть полезны ему. Когда Сади получил приказ о ссылке, мысль о Реции сильно беспокоила его сначала, но теперь он отправлялся на поле битвы, одушевленный мужеством, так как Гассан, оставшийся в Константинополе, обещал ему в его отсутствие употребить все усилия, чтобы найти след Реции и защитить ее. В эту ночь Сади должен был вместе с Зора-беем оставить столицу и отправиться в далекую Аравию, где близ берегов Черного моря, между Меккой и Мединой, лежит Бедр, цель их путешествия. Они должны были вместе с военным кораблем, вместившим отряд солдат и несколько пушек, дойти до Дамиетты на берегу Египта. Отсюда начинался дальнейший поход в Медину мимо Суэца, через пустыню Эт-Гней, мимо Акабы.
Страшен был этот поход, в который их посылала воля султана! Смертный приговор был отменен, но эта ссылка к отдаленному театру войны была не что иное, как отправление на смерть. Конечно, это изменение приговора было почетно, опасности, ожидавшие обоих офицеров на далекой земле мятежников, едва допускали в них надежду когда-нибудь снова увидеть столицу на берегу Босфора. Кто был пощажен пулями лукавого и многочисленного врага, тот становился жертвой чумы, часто свирепствовавшей в тех местах. Ни один полководец, ни один офицер из тех, которые до сих пор были посылаемы положить конец кровопролитным нападениям и грабежам арабского племени, не вернулся обратно, но все нашли там смерть, не победив и не усмирив мятежников.