Новая Ты

Лав ворчит: она предпочитает небольшие фильмы. Форти уже порядком набрался и цитирует «Большое разочарование», как будто знание классики сможет убедить Барри Штейна в наличии собственных «перспективных идей». Рею неприятно смотреть, как его сын заискивает. И как Барри делает Майло знак, чтобы тот пересел к нему, подальше от пьяного, приставучего Форти. Готов спорить, в такие моменты Рей жалеет, что они с Дотти вообще завели детей.

Терпеть не могу эту изнанку семейной жизни, мелкие дрязги и склоки. Поэтому, когда Дотти дергает меня за рукав, я отворачиваюсь от неприятной сцены с облегчением.

– Ты правда прочитал всего Джонатана Франзена? Это поразительно! Мне очень понравились его «Поправки», но осилить их я так и не смогла. Мы все в нашем киноклубе дико обрадовались, когда вышел фильм.

– В киноклубе?

– Да, сначала это был книжный клуб, а потом нам попался роман… Что-то про Гаити, не помню… Длинный и печальный. И Гаити – это такая глушь… В общем, мы сдались и стали смотреть фильмы. Может быть, если появится человек, который станет нам советовать…

– Начините с чего-то более жизненного – со «Случая Портного», например, – говорю я и с ужасом ловлю себя на мысли, что все еще думаю об Эми, иначе почему бы мне пришла на ум эта чертова книга.

– Эй, Профессор! – наклоняется ко мне Форти.

И тут его прерывает официантка. Она просит прощения, что вмешивается в беседу, но у нее для меня срочное сообщение. Я оглядываюсь в поисках Лав – ее нигде нет. Официантка кладет передо мной салфетку.

«Заказ: Джо Голдберг.

Куда: номер 79.

Когда: немедленно».

19

Ощущение такое, будто я попал в романтическую комедию Барри Штейна, где герою напропалую, нещадно везет. Подчиняюсь судьбе и иду искать нужный номер. От роскоши вокруг кружится голова: цветы, ковры, картины, резные панели. Даже подносы с заказами, оставленные у номеров, выглядят как произведения искусства: изящные бокалы, причудливые ножи для сыра, тонкий аромат трюфелей. Стучу. Никто не открывает. Терпеливо жду. Наконец дверь распахивается. Лав хмурит брови и смотрит на меня с недоумением.

– Извините, я ничего не заказывала.

– Мне передали твою записку…

Перебивает:

– Я ничего не заказывала!

И подмигивает. Делает вид, что собирается закрыть дверь. Я подставляю ногу.

– Мисс, – подыгрываю я как ни в чем не бывало, – это подарок отеля, знак нашей признательности.

– Как не вовремя! – притворно возмущается она и проводит рукой по ключице. – Дворецкий как раз набрал мне ванну…

Я говорю, что, мол, ничего не знаю, у меня четкие указания. Лав с недовольным видом открывает дверь, я делаю шаг вперед и… Ощущение такое, что вхожу в хранилище банка – настолько все пропитано большими деньгами. Паркет, мрамор, шелковое белье, гладкая, нежная кожа. За распахнутыми настежь французскими дверями огромная кровать. Я смотрю на идеальные, свежие простыни, на идеальную, свежую Лав…

– Дворецкий набрал мне ванну, – капризно повторяет она и делает знак, чтобы я следовал за ней.

После вызывающей роскоши гостиной подчеркнутая аскетичность ванной неприятно удивляет: раковина как в съемной голливудской квартирке, простая, местами надколотая плитка, незашитые трубы, скучная занавеска, как из дешевой порнушки, и за ней ванная. Наполненная. Но не водой. А чем-то желтым. Лав хихикает, выходя из образа.

– Только папе не говори. Я не часто такое устраиваю…

– Шампанское?

– «Вдова Клико».

Закусываю губу. Почему вечно что-нибудь идет не так? Зачем я ввязался в ее дурацкую игру? Не хочу я купаться в бабках. Могла бы сказать, что это какое-нибудь дешевое местное пойло, а не французское элитное шампанское, стоящее целое состояние. Сначала выставляет меня слугой, а теперь хочет залить своими деньгами… Мы молоды и влюблены, и нам ни к чему эти извращения. И она знает, что мне целая ванна «Вдовы Клико» не по карману. Да мне это и не нужно: мой член хорош и без тысячедолларовой смазки!

Лав скидывает трусики (вообще-то приличные девушки сначала снимают верх). Как я и ожидал, там никаких джунглей – все чисто выбрито. Спускает лямку с одного плеча и обнажает грудь, круглую, мягкую и упругую. Наклоняет голову, облизывает сосок. Сорочка падает на пол. Она опускается в ванную, погружаясь в бабки, заработанные ее отцом. Я стою неподвижно. В голове вертится дурацкий каламбур: «Люблю ли я Любовь искренней любовью?»

– Иди ко мне, – зовет она. – Тут хорошо.

Ни за что! Из всех возможных сценариев она выбрала тот, где я слуга. Не агент ЦРУ, не врач, не беглый преступник, а слуга! Холоп! Лакей! Нищий! А она – принцесса… Я так не хочу, и она тут не главная. Приказываю ей вылезать.

– Джо, – удивляется она, – в чем дело?

– Вылезай из ванны.

– Лучше ты иди ко мне.

– Спускай всё.

– Да ты что? Здесь шампанского на двадцать пять тысяч долларов. Иди же.

Я делаю шаг вперед.

– Спускай всё.

– С чего бы это?

Смотрю на нее в упор.

– Мне не нужны твои деньги.

– Я думала, будет весело, – обижается Лав. Встает, вся покрытая пузырьками, и нажимает на слив.