Новая Ты

Лав улыбается в камеру, и ворота распахиваются. Играет «Never Been to Spain» Элвиса, и… Боже правый! Я что, в раю? Дорожка вымощена ракушками, засажена мягкой травой, посыпана белейшим песком, привезенным, похоже, прямиком с Бермудских островов, затенена раскидистыми деревьями, которых не встретишь в Голливуде, и заставлена по обеим сторонам «Майбахами» и «Феррари».

– У вас какой-то праздник?

– Не совсем, – отвечает Лав, подкрашивая блеском губы. – Сегодня показывают серию «Настоящего детектива», где снялся Форти, и родители собрали семью, чтобы вместе посмотреть на него в домашнем кинотеатре.

– Он актер?

– Ну, не то чтобы… Пробуется ради интереса. Думаю, его позвал их общий с Майло знакомый, который отвечает в сериале за музыку. Точно не знаю, за всеми его начинаниями не уследишь… – Гладит меня по ноге и шепчет: – Не нервничай.

– Я и не нервничаю. – Это ложь. Мне знакома тревога брошенного любовника и страх преступника, преследуемого полицией, а вот смятение пролетария в родовом поместье для меня внове.

– Не переживай. Тебя все здесь любят, – заверяет она.

По лужайке пробегает загорелая босоногая девчушка, догоняющая босоногого мальчика, который никогда в своей жизни не будет работать в торговле или состоять на бирже труда. Как ни странно, в Эл-Эй я детей вообще не видел. Мы вступаем в элитный мир богатых белых людей, как в фильмах Роба Райнера. И больше всего меня в нем поражает не роскошь, а спокойствие и безопасность. В Нью-Йорке никогда не чувствуешь себя защищенным: того и гляди нарвешься на какого-нибудь маньяка в метро, на пожарной лестнице или в темной подворотне. Да и в магазин ко мне то и дело являлись психованные, агрессивные покупатели. В моей голливудской квартире на первом этаже окна забраны решетками. На работу и в магазин я ходил по пустынным улицам, в такси садился к незнакомым водителям, и кто знает, что могло оказаться у них на уме. А здесь… Здесь устранены все угрозы. И мне требуется какое-то время, чтобы привыкнуть к полному отсутствию преступности – к абсолютной безопасности.

Паркуемся на песчаной площадке, и Лав даже не вынимает ключ из замка зажигания. Я предлагаю донести сумки, но она говорит, что помощники все сделают. Берет меня за руку и ведет по живописной тропинке, настолько идеальной, что кажется, будто ее сотворили Господь и ветер, а не мексиканские гастарбайтеры.

Океан, сияющий, ослепительно-голубой, манящий, совсем рядом – неправдоподобно близко! – прямо за зеленым теннисным кортом. Лав сообщает, что в «Аллеях» четыре дома, два плавательных бассейна и два корта: один с травяным покрытием, другой, у главных ворот, с грунтовым. Еще есть лодочный сарай. Я замечаю на воде моторную лодку, о которой Рей рассказывал за ужином в «Шато Мармон». Она просто красавица. И она ждет меня! Есть частный пляж с навесом, сделанным будто из имбирного печенья. На нем висит табличка «Мини-кладовка».

– Мини-кладовка? – удивляюсь я.

– А тут у нас макси, – хихикает Лав и запускает руку мне в штаны. И ласкает меня (к сожалению, не ртом) прямо там, в двух десятках метров от киоска с лимонадом, устроенного детьми. Опускается на колени и наращивает темп. Нас могут застукать в любую секунду. Я предупреждаю ее, но она лишь ухмыляется, как Чеширский кот.

Лав тянет, трет, сжимает. Я – послушная глина в ее руках. Пальцы ее устали, и самое время подключить рот, и ее лицо так близко… Опускаю ладонь ей на голову, но не давлю, нет-нет. Это ее выбор… Однако я хочу большего и надавливаю совсем чуть-чуть… Она убирает руку и открывает рот. Да! На теннисном корте кто-то кричит. Лав облизывает пальцы и опускает влажную руку на мой член. Я кончаю. Она вытирает ладонь о листья пальмы. Я натягиваю шорты.

– Всё в порядке? Ты какой-то напряженный.

– Просто беспокоился из-за детей.

Она смеется и шлепает меня по заду.

– Не беда, все равно вырастут и узнают.

Идем дальше. У меня ощущение, что я попал в декорации к «Великому Гэтсби», только в современной трактовке. Поет Пол Саймон – настоящий Пол Саймон, во плоти, не запись. Сидит на шезлонге и бренчит на гитаре для Барри Штейна и Форти. Один, без Гарфанкела.

– Барри знаком с ним, – объясняет Лав. – Барри со всеми знаком. Поэтому мама с папой его и терпят.

– То есть?

Она говорит, что Барри Штейн – самовлюбленный индюк, просто ее родители без ума от кинематографа. Отец давно занялся бы кино, если б это не было связано с такими крупными финансовыми рисками.

Появляется служанка с водкой и лимонадом. Форти молниеносно хватает два бокала. Предлагает один Барри, тот отказывается. Полу Саймону – тоже. Никто не хочет с ним пить.

– Когда уже брат поймет? – Лав вздыхает. – Барри никогда не станет продюсировать наши истории.

– Почему?

– Они отстойные!

Лав смеется, а я в восторге от ее умения трезво оценивать себя, не опускаясь до самоуничижения и не заносясь до бахвальства.

Однако восторг мой длится недолго: Лав притягивает меня к себе и поднимает телефон.

– Послеобеденное селфи, – щебечет она, и мне это совсем не нравится. – Хэштег «Лето Любви».

Я улыбаюсь:

– Сы-ы-ыр.

24