Новая весна

— Да я, Веруш, ненадолго, — спешно заталкивая в рот оставшийся кусок пирога, прошамкал он. — И так засиделся уж. Домой мне давно пора. Ладноть, Василис, пошлепал я. А ты, Верк, прости меня, если я тогда чего не так сказал. Я ж люблю тебя, как папка люблю. Знаешь, как я все это время переживал. Ужас как!

— Это ты меня прости, дядя Коля, — Вера подошла к старику и крепко обняла его. — Нельзя родных людей обижать. А ты мне родной.

— Спасибо тебе, Веруш, — смахнул скудную слезу дядя Коля. — Сын несуразный забыл папку, так хоть ты у меня — единственная отрада. Ну, пошел я, бабоньки. Завтра еще забегу. Если вы не против, конечно.

— Будем ждать, — в один голос заявили Вера и Василиса Юрьевна и так же дружно рассмеялись.

Проводив дядю Колю, Вера помыла руки и села за стол. Пышные пироги оказались очень вкусными. Девушка не заметила, как съела целых три. Почувствовав насыщение, она откинулась на спинку стула.

— Вижу, вы отлично со всем справляетесь, Василиса Юрьевна, — улыбнулась она. — И печка у вас натоплена, и творожок настаивается, и во дворе порядок. Научились коровку доить?

— Ой, Веруш, и не спрашивай, — округлила глаза старушка. — Она меня всю испинала, Буренка твоя. Думала, дикая животина мне досталась. А потом ничего, привыкла. Я — к ней, она — ко мне. Сейчас мы лучшие подруги. По вечерам я ей на свою жизнь жалуюсь, а она — на свою. Так и живем.

— Получается, и не нужна я вам вовсе, Василиса Юрьевна, — погрустнела Вера.

— Нужна, Верочка, еще как нужна, — вновь всплеснула руками бабушка. — Знаешь, как у меня спину после каждой дойки ломит? Жуть! Не дай Бог тебе такую адскую боль испытать. Да и в сарае убираться тяжко. Навоз тяжелый. Не для старых плеч такая тяжесть.

— Не для старых, — согласилась Вера. — Сейчас, Василиса Юрьевна, я только переоденусь и идеальный порядок там наведу. Посмотрите, какая чистота будет.

— Ты б отдохнула лучше, девочка, — посоветовала ей бабушка. — Из больницы вернулась, не с курортов. Тебе силенки восстанавливать надо, а не эту гадость на себе таскать.

— Силенок у меня хоть отбавляй, — усмехнулась Вера. — Больше месяца в потолок плевала. Все мышцы от безделья свело. Знаете, как я все это время мечтала сарай почистить? Да вы даже представить себе не можете.

— Раз так, то беги, — разрешила Василиса Юрьевна. — А я пока ужин нам сварганю. Посидим вечерком, посплетничаем по-бабьи.

С уборкой Вера провозилась гораздо дольше, чем ожидала. Тело слушалось ее неохотно — отвыкло от тяжелой работы. Путь до навозного ящика казался бесконечным, а наполовину набитые мешки прибивали Веру к земле. Девушка тяжело вздыхала, обливалась потом, но работу все же не бросала.

С великим облегчением она вывалила в небольшой ящик последний мешок и села на лавочку. На улице смеркалось. Солнце, завершив привычный круг, спряталось за горизонт. Лишь ярко-бордовый всполох напоминал о его недавнем визите. Вера жадно глотала воздух, удивительно чистый и свежий, насыщенный запахом влажной земли, словно боялась, что кто-то отнимет у нее эту радость.

Как же она любила родную деревню! Любила каждое деревце, каждый кустик, каждое живое существо. Это ее родной край, который она никогда не предавала. С которым провела все свое детство, всю юность и часть зрелости. И теперь ей нужно набраться смелости и оставить его. И, может быть, уже никогда не вернуться.

Уже сейчас Вера начинала скучать по березке, сплошь усыпанной набухшими почками, по подснежнику, робко просовывающему нежную головку из черной, сырой земли, по теплому боку облезлого кота, как всегда путавшемуся у нее под ногами.

— Верочка, пойдем ужинать, — выглянула в окно Василиса Юрьевна.

Девушка нехотя поднялась и пошла к дому. Аппетитные запахи, вмиг пробравшись в желудок, скрутили его в тугой рогалик. Надо же, а Вера даже не заметила, что так проголодалась.

— Что за чудо вы приготовили? — сглотнув обильную слюну, поинтересовалась Вера. — Таких запахов я отродясь не нюхала.

— Борщец и курятинку под соусом, — помешивая что-то в кастрюле, деловито сообщила бабуля и строго добавила: — Раздевайся, мой руки и за стол.

— Слушаюсь! — вытянулась по струнке Вера и рассмеялась.

Василиса Юрьевна удивленно посмотрела на счастливую девушку, но ничего не сказала. Вера и сама не понимала, что именно привело ее в такой восторг. Она никогда не любила, когда ею пытались руководить. Вера сама прекрасно знала, когда и что ей делать. И по всем правилам повелительные нотки в интонации Василисы Юрьевны должны были вызвать в ней протест, а не радость. В юности, когда ей пытался указывать папа, она специально делала все наоборот. А после его смерти руководить ею стало некому. И только тогда она поняла, насколько дорого было его участие. Теперь в ее жизни вновь появился такой человек. Человек, готовый заботиться о ней.

— Вы — настоящая искусница, Василиса Юрьевна, — вдоволь наевшись, Вера благодарно посмотрела на свою кормилицу. — Каждое ваше блюдо достойно царского стола.

— Твоего стола оно достойно, подлиза, — улыбнулась бабушка.