Въ контору вошелъ Олэ Генрихсенъ и началъ говорить о кожевенномъ заводѣ, для котораго очень подходящимъ мѣстомъ былъ бы Торахусъ. Изъ этого предпріятія въ одинъ прекрасный день можетъ выйти очень большое дѣло, въ этомъ нельзя сомнѣваться; громадные лѣса годъ отъ году уничтожались, дрова продавались внутри страны и за границей, а обрѣзки и верхушки въ два-три дюйма въ діаметрѣ оставались лежатъ въ лѣсу и не приносили никакой пользы, а между тѣмъ еловая кора содержитъ въ себѣ до 20 процентовъ дубильныхъ веществъ, — что, если собрать все это и обработать?
Посмотримъ, что покажетъ весна…
Олэ Генрихсенъ совершенно заработался, у него не было ни откуда помощи; и вотъ, теперь ему нужно ѣхать въ Англію, и онъ принужденъ сдѣлать своимъ повѣреннымъ въ дѣлахъ своего главнаго приказчика и ввести его въ конторскія дѣла. Съ тѣхъ поръ, какъ пріѣхала сюда Агата, работа ему показалась такой легкой, она постоянно бывала съ нимъ и помогала ему, насколько могла; но вотъ уже нѣсколько дней, какъ ей нездоровится, и ей пришлось сидѣть въ комнатѣ. Онъ чувствовалъ ея отсутствіе, и ему пришло въ голову, насколько все легче ему казалось, когда она была съ нимъ. По всей вѣроятности, она простудилась, несмотря на всѣ предостереженія, третьяго дня, когда каталась на лодкѣ. Ему такъ хотѣлось прокатиться съ ней на маленькомъ катерѣ; но теперь эта прогулка должна быть отложена до будущаго воскресенья. Онъ попросилъ Тидемана сопровождать ихъ въ прогулкѣ, ихъ будетъ семь-восемь человѣкъ, они будутъ пить кофе, а можетъ бытъ высадятся на острова.
"А ты увѣренъ, что фрекенъ Агата выздоровѣетъ до этого времени?" спросилъ Тидеманъ.
"Это, собственно говоря, не болѣзнь", отвѣчалъ Олэ: "просто какое-то недомоганіе, голова болитъ. Докторъ сказалъ, что завтра она можетъ выйти".
"Ахъ такъ, — значитъ, ничего серьезнаго? Да, такія раннія поѣздки на острова опасны… Что я хотѣлъ сказать… да, не будешь ли ты такъ любезенъ самъ попроситъ Ханку, а то я не увѣренъ, что сумѣю ее склонить на это… А что касается кожевеннаго завода, то мы должны обсудить это дѣло въ этомъ году. Вѣдь это будетъ зависѣть и отъ цѣнъ на дрова".
Олэ нашелъ фру Ханку, пригласилъ ее на пикникъ и пошелъ домой. Онъ задумался немного надъ тѣмъ, что сказалъ ему Тидеманъ: что такія раннія поѣздки могутъ быть опасными… Тидеманъ это сказалъ съ легкимъ удареніемъ, и Олэ посмотрѣлъ на него.
Когда онъ взошелъ по лѣстницѣ въ себѣ домой, онъ встрѣтилъ Гольдевина у входной двери. Оба остановились и смотрѣли другъ на друга.
Наконецъ Гольдевинъ снялъ шляпу и сказалъ смущенно:
"Нѣтъ, я попалъ совсѣмъ не туда, какъ я вижу; здѣсь оказывается, не живетъ никакой Эллингсенъ. Я ищу стараго знакомаго, нѣкоего Эллингсена. Невозможно застать людей дома, они постоянно всѣ въ кафэ; я уже искалъ и наверху и внизу. Извините, значитъ вы здѣсь живете, господинъ Генрихсенъ? Но это странно, что именно вы здѣсь живете. Какъ здоровье фрекенъ?"
"Вы развѣ не были въ домѣ? сказалъ Олэ, — онъ замѣтилъ, что Гольдевинъ только что былъ страшно чѣмъ-то возбужденъ, глаза его были красные, влажные.
"Въ домѣ? Нѣтъ, слава Богу, я не былъ такимъ неосторожнымъ, чтобы тотчасъ же позвонитъ, кто знаетъ, можетъ бытъ тамъ больная въ домѣ? Нѣтъ, я какъ разъ стоялъ и читалъ карточку на дверяхъ, когда вы пришли… А какъ вы поживаете, господинъ Генрихсенъ, а фрекенъ?"
"Благодарю васъ, Агатѣ немного нездоровилось эти дни. Не хотите ли вы войти вмѣстѣ? Ахъ, пожалуйста, она не можетъ выходить изъ комнаты".
"Нѣтъ, нѣтъ, благодарю васъ, не теперь. Нѣтъ, я долженъ попробовать отыскать своего знакомаго; это нужно скорѣе сдѣлать". Гольдевинъ поклонился и спустился на-нѣсколько ступеней. Потомъ онъ опять вернулся и сказалъ: "надѣюсь, ничего серьезнаго нѣтъ съ фрекенъ Агатой?! Мнѣ казалось, что я нѣсколько дней уже ея не видѣлъ, васъ я видѣлъ нѣсколько разъ мелькомъ на улицѣ, а фрекенъ нѣтъ".
"Нѣтъ ничего серьезнаго, завтра она выйдетъ, по всей вѣроятности, просто легкая простуда".
"Извините меня, что я такъ нескромно спрашиваю и допытываюсь", сказалъ Гольдевинъ съ присущимъ ему спокойствіемъ. "Я намѣреваюсь писать домой сегодня вечеромъ, и это было бы такъ пріятно, если бъ я могъ передать отъ нея поклонъ. Еще разъ тысячу извиненій".
Гольдевинъ приподнялъ шляпу и пошелъ.
Олэ нашелъ свою невѣсту въ ея комнатѣ, она читала. Когда Олэ вошелъ, она бросила книгу на столъ и бросилась къ нему навстрѣчу. Она здорова, совсѣмъ здорова. Пусть онъ пощупаетъ ея пульсъ, никакой лихорадки больше! Ахъ, какъ она заранѣе радуется воскресенью. Олэ опять началъ дѣлать ей выговоръ, что нужно быть осторожнѣе, нужно особенно тепло одѣться для прогулки, — поняла? Тидеманъ тоже сказалъ, что такія раннія поѣздки опасны.
— И она будетъ хозяйкой, подумать только, какъ это будетъ мило! Маленькая женка, маленькая женка!
— Что это была за книга, которую она сейчасъ читала?
"Ахъ, это только стихотворенія Иргенса", сказала она.
"Не говори "только", про стихотворенія Иргенса, вѣдь ты сама находила также ихъ очень красивыми".