Переводчица «Новой жизни», профессор Мария Исидоровна Ливеровская (1879–1923), в девичестве Борейша, сестра футболиста Петра Борейши, потом уже во французской эмиграции создавшего Российское спортивное общество, одна из роковых женщин Серебряного века, мать четырех детей (один из них — знаменитый советский охотник и писатель А. А. Ливеровский), при этом крутившая безумные романы, один из них — с будущим нобелевским лауреатом химиком Н. Н. Семеновым, поэт-переводчик, знаток средневековых рукописей и средневековой музыки, гитаристка и певица, острый полемист, бравший все выигрыши в научных дискуссиях, — все время жалеешь, что знатоки Серебряного века так редко ее вспоминают. С фотографий на нас смотрит решительная женщина, в окружении зеркал и цветов, хозяйка и пленница изящества, при этом усердный историк и авторитетный профессор. Кроме «Новой жизни» Ливеровская перевела со старофранцузского средневековую сказку в стихах «Окассен и Николетт».
Влияние «Новой жизни» на русскую культуру ХХ века немалое. А. Блок собирался выпустить сначала «Стихи о прекрасной даме» как «Новую жизнь», с прозаическими экскурсами и комментариями, сообщающими читателям высший смысл любви, но после решил, что лирические высказывания сами за себя постоят. А Б. Пастернак первоначально хотел назвать роман «Доктор Живаго» «Нормы нового благородства», что удивительно напоминает о благородстве даже не как о главной теме, а как о воздухе «Новой жизни»: благороден тот, кто любит сердцем, а не только зрением и слухом.
В 1965 г. в СССР вышел новый перевод произведения, и кроме вступительной статьи Н. Г. Елиной книга включала комментарии тогда молодых, но уже выдающихся ученых С. С. Аверинцева и А. В. Михайлова. Этот комментарий стал первым богословским трактатом, легально вышедшим в советской печати, — научный долг потребовал объяснить основы средневекового богословия, значимые для произведения Данте, например представление о Боге как о причине всех вещей, что очень отличалось от механического представления причинности в материалистической философии. Этот комментарий стал одним из вдохновений для начавшихся тогда религиозно-философских поисков. Дантовское понимание страдания как катастрофы в канун мистического опыта вдохновения передано в строках Елены Шварц:
Как и в дантовском прообразе, у Елены Шварц соседствуют космологические и телесные метафоры, а ощущение своей слабости предшествует опьянению новой молодости и новой влюбленности. Этот пример среди многих других говорит, насколько близка нам небольшая книга Данте Алигьери, ближе многих позже написанных книг. Теперь она вновь с нами совсем рядом.
Вступление
В той части книги памяти моей, раньше которой мало что можно прочитать, находится рубрика, гласящая: incipit vita nova — начинается новая жизнь. Под этой рубрикой я нашел начертанными те слова, которые имею намерение собрать в этой маленькой книжке, и если не все слова, то, по крайней мере, их значение.
Глава I
Уже девять раз после моего рождения обернулось небо света в своем вращении почти до прежней своей точки, когда моим глазам явилась впервые пресветлая донна моих воспоминаний, которую многие называли Беатриче, не зная, кого они так называют.
Она пробыла уже в здешней жизни столько, что за это время звездное небо подвинулось к востоку на одну из 12 частей градуса, так что она явилась мне на 9-м году своей жизни, а я ее увидел почти в конце моего девятого года[1]. Она предстала предо мною одетая в благороднейший цвет, скромный и благопристойный, кроваво-красный, опоясанная и украшенная так, как подобало ее юному возрасту[2].
И здесь я скажу: поистине, что дух жизни, обитающий в сокровеннейшей камере сердца, начал дрожать так сильно, что это отразилось ужасным образом в мельчайшем биении пульса, и, трепеща, сказал так: «Вот Бог сильнейший меня, который, придя, овладеет мною».