НОВАЯ ЖИЗНЬ или обычный японский школьник

Смотрю на часы. Время уже за полночь, надо принимать душ и ложиться спать, не усну же потом… джеб, джеб, кросс. И еще раз. И еще.

Наконец опускаю руки и встряхиваю их, скидывая усталость. Мышцы болят, но это приятная боль. Как там говорил мастер По — «мне было больно, когда вы били и шпыняли меня, но терпел. Потому что сидеть и ничего не делать — в тысячу раз больнее».

Рукопашный бой в современном мире — штука достаточно бесполезная… что-то вроде вышивания крестиком. Еще до появления огнестрельного оружия человечество сделало так, что у людей не было нужды в рукопашном бое — начиная с дубинки. Человек с дубинкой, с каменным топором или с ножом — имеет безусловное преимущество. А уж два человека и вовсе. Так что наличие оружия и нескольких дружков рядом гарантированно лишает мастера единоборств преимущества. И если для того, чтобы стать мастером нужно потратить чуть ли не всю свою жизнь, то для того, чтобы купить ствол из-под полы, заточить парочку ножей и позвать пяток приятелей — иногда хватает и получаса. Так что с точки зрения именно самообороны — рукопашный бой не стоит свеч. Вот отвертка в кармане, которую я посоветовал носить с собой Томоко-чан — это достаточно эффективно. Другое дело, что и отверткой ткнуть надо уметь, но этому можно обучить намного быстрей.

Так что я занимаюсь всем этим даже не для самообороны. А для себя. Единоборства в первую очередь формируют дух. Силу воли. Здоровую агрессию и нежелание сдаваться. А также умение принять свой проигрыш с достоинством.

У меня бурчит живот. Конечно, есть на ночь — последнее дело, но я начал разгонять метаболизм этого тела, организм требует белков, жиров и углеводов, ему нужен строительный материал, а мне нужны нормальные мышцы, а не эти ниточки-веревочки.

Я спускаюсь вниз по лестнице в гостиную-кухню, свет выключен, работает телевизор, на экране полуночное шоу где кого-то обливают маслом и сталкивают в воду, ведущие взахлеб рекламируют таблетки для похудения. Ма спит перед телевизором, уронив голову на руку. Смотрю на нее. Поднимаюсь в спальню, беру теплый, шотландский плед в серую и черную клеточку, аккуратно накрываю ее, забираю из руки пустой бокал и ставлю на стол. Выключаю телевизор, жду, пока глаза привыкнут к темноте… условной темноте, конечно. В городе никогда не бывает темно совсем — с улицы светят огни фонарей, иногда проезжают машины, бытовые приборы мигают зелеными или красными огоньками.

— Ммм… — бормочет что-то во сне ма. Прислушиваюсь. Ничего. Пожимаю плечами, открываю холодильник и нахожу себе парочку яиц и ветчину. Вот и бутерброд будет.

Мой телефон тренькает высокой трелью. Смс ночью? От кого? Открываю послание. Фотография. Та самая. И подпись. «Все равно все уже видели, пусть и у тебя будет. Твое мнение для меня важно. Т.»

Изучаю фото. На этот раз без блюра лица и в хорошем качестве. Что сказать, фигурка у Томоко хорошая, но как я уже говорил — в таком возрасте практически не бывает некрасивых девочек.

Телефон снова тренькает. «Что делаешь завтра?» Выходной же. Печатаю одним пальцем, выбирая буквы. «Буду искать спортзал».

Ответ «Понятно». Некоторое время жду продолжения, продолжения нет, и я опускаю телефон.

— А она смелая. — раздается голос сверху из темноты. Поднимаю голову и свечу экраном телефона. На винтовой лестнице стоит Хината — уже без пижамы в одной футболке до колен, она свешивается через перила, заглядывая сверху мне через плечо.

— Такие фотки присылать. — продолжает Хината: — надо было чуть попозже к тебе в телефон заглянуть. А перешли мне эту фотку, я заценю.

— Вот еще. — говорю я, отведя экран в сторону и положив телефон на стол рядом: — ты чего не спишь?

— А я чувствую, что мой братик сейчас непотребствами будет заниматься — отвечает она: — вон ему и фотки неприличные уже девушки присылают. Подумать только — Кента и неприличные фотки от девушки! Земля с орбиты сойдет. Все-таки любовь сильно меняет людей, ты вон, грубый стал и драться с людьми начал, а у бедной девушки совсем крышу сорвало.

— Чего это?

— Ну так это ж надо быть совсем на голову больной, чтобы на тебя глаз положить. — разъясняет мне из темноты Хината: — и что она в тебе нашла? Явно сумасшедшая. А ты и пользуешься.

— Вот поднимусь и надеру уши — говорю я, найдя доску и нож. При неверном, тусклом свете телефона я начинаю нарезать хлеб и ветчину. Жалко листиков салата нет. Но можно положить лист нори.

— Угрозы, угрозы. — шелестит Хината с лестницы: — сделаешь и мне сэндвич? Что-то кушать охота.

— Хорошо. — все равно режу хлеб, какая разница. Резать в полутьме не так уж и удобно, но включать свет, когда в зале спит ма — не хочется. Скрипят деревянные ступеньки — Хината спускается вниз. Она босиком и ее не слышно, ее ноги скользят по полу.

— Можно так поесть — предлагаю я: — а можно чай поставить?

— Давай я чай заварю и в термос налью — говорит Хината: — попьем чай у тебя в комнате… как в детстве.