– И поэтому ты спрятал Аристарха Высоцкого? Единственного, кто может подтвердить твои слова? Свидетеля, которого не проверили магически и на детекторе лжи? – усмехается Абаддон.
– Я сделал это по его же просьбе. Потому, что он боится за свою жизнь. У Радищева длинные руки, государь. Он может запросто совершить покушение на целый боярский род из-за перехваченного контракта. А чтобы убрать единственного свидетеля обвинения, который владеет информацией и доказательствами его вины, пойдёт на что угодно. Даже наперекор вам, подозреваю. Поэтому до суда Аристарх попросил меня и князя Горчакова укрыть его. И кстати, самого Радищева тоже никто не проверял. В отличие от меня.
– Потому что у нас в Анклаве действует презумпция невиновности, – Благовещенский медленно постукивает пальцами по столу. – Ты ставишь меня в трудное положение, Орлов. А я не люблю, когда что-то делают за моей спиной без моего ведома. Пока не было суда, твои слова, слова Аристарха и все ваши доказательства – не более чем слухи.
– Это так, государь, и я прошу вас простить меня за этот общественный резонанс, – для эффекта я встаю и низко кланяюсь, – но у меня не было другого выхода. Меня пытались убить. И не обнародуй я информацию, не попытайся обезопасить себя этим инфополем – уверен, Радищев добрался бы до меня и моей сестры. А по пути зацепил бы и Горчаковых, которые нам помогли.
– Ты мог воспользоваться своей дружбой с ними и сразу прийти ко мне. Мы бы разобрались. Тихо и без шума.
– Простите, ваша светлость, но я так не думаю. Как я уже говорил, Радищев влиятелен, а наша судебная система… Простите, государь, за то, что скажу – но она далека от совершенства. На местах процветает коррупция, и сделай я так, как вы сказали, – единственный мой свидетель оказался бы под стражей. А убить человека даже в темнице… Думаю, это совсем несложно.
– Я тебя понимаю, но всё же прошу впредь не поступать так… Опрометчиво. Своими заявлениями ты настроил против боярского сословия довольно значительную часть населения Анклава.
– Только против тех, кто нарушает княжеские законы, – парирую я, и Абаддону на это нечего ответить.
– При условии, что всё подтвердится, когда Аристарха проверят на ложь, магически и с помощью полиграфа, и он представит доказательства, о которых он говорит… Я созову княжеский суд. И Радищев понесёт наказание соответственно букве закона. Ты вызвал слишком сильную волну, чтобы её можно было игнорировать. Но если хоть что-то не сойдётся, если у Радищева получится оправдаться… Ты же понимаешь, чем это тебе грозит?
– Понимаю, государь. И снова прошу меня простить – но мне не нужно наказание по букве закона.
В кабинете повисает напряжённое молчание. Я даже без истинного умения чувствую, как от Абаддона исходит раздражение вперемешку с интересом. Дышать становится тяжело, и я понимаю – всё решится сейчас.
Пан или пропал, как тут говорили низшие…
– Вот как? Считаешь себя выше вековых устоев?
– Напротив, ваша светлость. В «Уложении о дворянстве» есть пункт, согласно которому один дворянин может вызвать другого на дуэль – в случае, если нанесено смертельное оскорбление и/или имеются жертвы среди рода вследствие действий обвиняемой стороны. В таком случае оскорблённая сторона может бросить вызов на дуэль, поражение в которой сделает проигравшего рабом победителя, а все его богатства будут переданы противоположной стороне и правителю земли, на которой произошла дуэль.
– Ты говоришь о валдикте, – протягивает Абаддон, и в его глазах мелькают искорки заинтересованности.
Есть! Я зацепил его! Знал, на что давить! Мой Первый генерал, помимо всего прочего, всегда был падок на зрелища. Бои в ямах, гонки на колесницах, скоростные полёты на нетопырях и прочие развлечения будоражили его. А тут – такая возможность повеселиться.
Но было и ещё кое-что, на чём я собирался сыграть.
– Кроме того, государь, если позволите… – Я старался как можно более тщательно подбирать слова. – Как вы сами заметили, волна уже поднялась. Не думаю, что народ одобрит, если вы замнёте всю эту ситуацию. Разрешить её придётся – в пользу той или иной стороны. А тот вариант, который предлагаю я… При нём ваши руки останутся чистыми, как ни посмотри.
Тонкий намёк на то, что при любом решении обычного суда будут недовольные. И Абаддон потеряет часть тех, кто им восхищается. Или тех, кто его боится. А значит – потеряет и эфир. И чем дольше он тянет – тем сильнее разгорается информационный пожар и тем больше истинной энергии от него уплывёт, когда всё разрешится.
Разумеется, Демид Орлов не может знать об эфире ничего, и сейчас он говорит лишь о репутации, но Благовещенский рассматривает ситуацию со своей стороны и не может не согласиться с моими словами.