Новая журналистика и Антология новой журналистики

— О, Боже! — вырвалось у него непроизвольно.

— Что там? — спросил другой спец.

— Там девочка. Эти идиоты попали в девочку.

Негр-спец вынес на своих могучих руках маленькое тело. Девочка лет семи с длинными черными волосами и маленькими сережками в ушках. Глаза ее… эти глаза врезались в память всем из роты М, кто их видел. Глаза, казалось, целиком состояли из громадных черных зрачков. Как у черной золотой рыбки. Из носа у девочки текла кровь, осколок попал в затылок.

Понятное дело, Америка послала своих солдат в бой, предварительно преподав им основы первой медицинской помощи. Сержант-инструктор, прыгая как футбольный квортербек, обозначал страшные раны: «О’кей! Он ранен сюда, сюда и сюда». Волонтер в сценической агонии по методу Станиславского старательно закатывал глаза. На экзамене каждого солдата пытали: «Предположим, кровотечение. Какие четыре вещи надо проделать?» И мало кто из обучаемых не мог припомнить три или хотя бы две из этих чудодейственных «вещей»: а) поднять кровоточащую часть повыше; б) наложить сдавливающую повязку; в) прижать в точке давления; г) наложить жгут. Жгут в данном случае отпадал. В сердечной хирургии парни из роты М тоже мало что соображали. Правда, вдобавок к четырем стандартным армейским мерам иной раз предлагали свои: «Устроить его поудобнее… Я бы с ним поговорил… да, порасспросил бы его…» Провидение послало к люку бункера самого сострадательного солдата, но ранение было столь серьезным, что его таланты остались непримененными, а возможности — нереализованными. Даже ефрейтор-медик печально покачал головой:

— Тут уже ничего не сделаешь…

Сержант нажал клапан на гарнитуре и доложил капитану:

— Сэр, тут раненая девочка из местных, тяжело ранена. Можем отправить?

Сержант надеялся на вертолет, который перенес бы девочку во вьетнамскую больницу, где пациенты лежат по трое в одной кровати — без рук, без ног и иных частей тела.

— Понял, попробуем, — ответил капитан, но тут по телу девочки прошла судорога, и она умерла.

— Нет, все, — сообщил сержант. — Она умерла.

— Понял, — снова сказал капитан.

Бронетранспортеры двинулись дальше, подобрав второго спеца, раздававшего детям жвачку и пытавшегося утешить мать убитой девочки:

— Нам очень жаль…

Мать девочки трясла головой. Это могло случиться с каждым, как будто хотела она сказать. Женщина была ранена в плечо, и медик перевязал ей рану, прежде чем отбыть.

Без сомнения, в предстоящие месяцы роте М суждены более удачные, славные операции. А как же иначе, ведь чтобы покрыть всю территорию Чарли, нужно провести полторы тысячи таких операций — правда, на другой день Чарли снова займут очищенные территории… Но за оставшиеся полтора дня батальону, в который входила рота М, не было суждено убить, ранить или захватить больше ни одного вьетнамца, коммуниста либо иного противника — реального, вероятного либо воображаемого. На многих в роте М смерть девочки произвела тягостное впечатление. А Салливэн сердился на малышку: «Черт возьми, она должна была знать, что мы ей ничего не сделаем! Зачем она пряталась?» Многие с ним соглашались. «Неграмотный народ, невежественный», — думали они. Лейтенант бронекавалерийских войск не поддавался унынию: «Они все равно все против нас, чего я их буду жалеть?» Вьетнам обозначил для него границу, где кончается сострадание и начинается опасение.

Йошиока стоял рядом с бункером и видел, Как умирала девочка. Несмотря на свое азиатское происхождение, он не особенно сочувствовал бедам Азии. Мать его приехала в Штаты из Хиросимы. Но как американец он любил детей и потому сейчас отвернулся с застывшим лицом. Жизнь не обучила его риторике, но Йошиока пообещал себе думать о другом. К сожалению, это ему не удалось, так как через три пятницы, спрыгнув с пыльного армейского грузовика, сержант флегматично заметил: «Там мина» — и вытянул вперед руку, чтобы задержать своих солдат. Да, вытянул вперед руку… вытянул руку… вытянул… Через три пятницы при взрыве мины Йошиока получил точно такое же ранение в затылок, как и погибшая вьетнамская девочка. Сержант, задевший проволоку, погиб; негр-спец, который нашел девочку, погиб; изрешеченный осколками ловец аллигаторов Ньюмэн попал в госпиталь. «Йокосока покойник», — говорили солдаты на каучуковой плантации, перевирая его фамилию, не зная, что он еще лежит в Сайгоне на госпитальной койке: выбритый затылок стягивают грубые франкенштейновские стежки, угри на лице покрыты кровью, кровь пузырится на губах, подошвы ног желтовато-белые, голова мотается, как будто он что-то пытается отрицать, рука колотится о бедро, простыня придерживает его содрогающееся тело, в него вливается прозрачная жидкость из сосуда, висящего над койкой, из него капает коричневато-желтая жижа, ефрейтор-медик отгоняет мух и вакуум-насосом отсасывает из него жидкости, медсестра из племени навахо из скромности прикрывает его чресла простыней, врач наклонился к нему и шепчет в ухо: «Боб, ты в госпитале. Придется немного поваляться. Мы отправим тебя на самолете…»