Фиолетовый туман застлал все вокруг, Денис не различал ничего дальше собственной руки, да и та, вытянутая вперед, почти исчезала: пальцы казались размытыми контурами детского рисунка, на который вылили воду. По плечам, щекам, спине хлестали лианы. Поначалу ярко-зеленые и синие, живые, они преображались с каждым новым шагом, казались то липкими лентами, на которые ловят мух, то кинопленками, то лодочными канатами.
Собственное восприятие Дениса не пугало. Он знал, что спит, и мир сновидения не в состоянии причинить ему ни малейшего вреда. Просто именно так он видел барьер, которым оградили себя существа, с которыми он никогда не желал иметь ничего общего. Пройдя туман и лес, он доберется до тех, кем едва не стал, и, возможно, сможет понять хоть что-то.
Лес редел. Меж лиан стали появляться проблески света, однако туман при этом уплотнился, в нем начали проскальзывать микроскопические молнии. Одна ужалила Дениса в щеку, и по коже потекло теплое и липкое.
«Черт бы с ним», – решил Денис и ускорил шаг.
Он вышел из стены тумана, и тот остался висеть за плечами. Поляна (хотя она спокойно могла оказаться и зеркальным залом, и пещерой, и оком бури, и всем, подвластным воображению), представшая перед глазами, была освещена серебристым светом, льющимся откуда-то из-под земли. Почти у самого носа Дениса висел золотой шар. Такие же окружали слева и справа, опоясывали поляну и сидящую в центре маленькую фигурку.
«Только один, – слегка разочарованно подумал Денис. – Я думал добраться до всех».
– Один – и есть все, – ответил ему мальчик лет девяти, низкорослый, темноволосый и кого-то сильно напоминающий. Денис удивился этому – раньше эмионики не ассоциировались с кем-то конкретным. Их можно было бы сравнить с фотографиями детей в глянцевых журналах, рекламирующих йогурты или одежду: слишком уж идеальные и неживые они были. – Ты тоже один из нас, но не с нами.
Денис дернул плечом и поморщился.
– Что здесь происходит? – спросил он прямо. – Зачем такая предосторожность?
Опасность разлилась в воздухе, а ведь раньше Денис ее не чувствовал. Правда, он никак не мог понять: его ли именно это ощущение или чужое.
– Вы боитесь?
Следующим пришло чувство растерянности и едва ли не паника. Дениса затрясло, зубы выбили дробь. Он стиснул челюсти и выругался про себя. Денис терпеть не мог подобного образного «общения», можно подумать, эмионики не умели говорить словами через рот. С другой стороны, им, возможно, действительно плохо давалась речь в человеческом понимании этого слова.
Перед глазами помутилось, мелькнул какой-то парк и небоскребы Москва-Сити. Золотой шар отплыл на некоторое расстояние.
– Приходи и узнаешь, – выдавил из себя эмионик, и это, похоже, было самое большее, что он вообще мог сказать.
– Ну нет, – прошипел Денис и покачал головой. Перед глазами буквально взорвался фонтан из разных мест, картинок, воспоминаний. Каждый видеоряд подкреплял калейдоскоп эмоций – слишком ярких и пронзительных, выворачивающих душу наизнанку. И отдельным обертоном шло послание именно ему, обещающее безопасность и даже помощь.
– Если это окажется ловушкой, я сумею убить: не всех, но до кого-нибудь из вас дотянусь точно. Хоть одного, но прикончу, – предупредил Денис, когда сводящая с ума круговерть перед внутренним взором завершилась. – Раз вы одно во многих и многие в одном, смерть любого из вас воспримите словно всех.
Он говорил, не будучи уверенным, будто сможет подобное. Зато злость уже ощущал хорошо и сумел передать ее очень явно: мальчишка аж скривился, поняв.
– Приходи, мы не станем, – повторил тот и неожиданно закрылся руками, словно вместо Дениса увидел монстра из детской страшилки. В следующий миг у Дениса возникло желание сделать то же самое, поскольку прямо перед ним возникла оскаленная морда, полная треугольных зубов, в лицо пахнуло гнилью, а в уши ударил крик, заполонив ужасом все нутро.
Он очнулся, сидя в центре поляны. Мальчишка стоял за границей золотых кругов и плакал, совсем как обычный ребенок. Теперь Денис хотя бы что-то понимал, но пока не видел картину целиком.
– Приходи, – сказал мальчишка взрослым голосом.
Денис дернулся, и они вновь поменялись местами, а потом кто-то грубо тряхнул его за плечо и подкрепил требование проснуться парой оплеух.
– Да проснись же ты! – проорал Ворон, как показалось, в самое ухо.
– Я кричал во сне? – спросил Денис раньше, чем открыл глаза.
– Это было бы гораздо лучше.
Ворон сжимал автомат и целился в сторону дверного проема. Комнату освещал тусклый свет, и в нем по полу шествовали три сороконожки – черные с зеленым отливом, мелкими атрофированными крыльями и жвалами размером с два спичечных коробка.
– Твою мать! – Ворон произвел два одиночных выстрела, размозжив двух насекомых из трех. В дверь тотчас влезли еще две. – Как тебе здешний тир?
– Ничего так. – Денис сел на кровати и попробовал отогнать тварей. Те замедлились, но не более того. – Давай я постреляю, а ты собирай все необходимое, и пошли отсюда.