Новая Зона. Крадущийся во тьме

Если бы не внезапно напавший отряд «белых сталкеров», Ворон, наверное, все же не остановился бы перед убийством, хоть и утверждал обратное. Уж слишком не хотелось вести к КПП этого типа под конвоем. В Зоне все могло случиться, и терять отличных бойцов, уже проверенных сражением, из-за этого психа Ворон не желал. Впрочем, когда началась стрельба, Шрам остался рядом с ним, прикрывая отход группы.

Они вдвоем сдерживали отряд, а потом, когда настало время уходить, Шраму не повезло.

Зона не терпит неосторожности, однако, когда рискуешь получить пулю, приходится действовать наудачу, здесь уже не до того, чтобы сверяться со сканером. Даже сейчас, после нескольких месяцев, сцена стояла у Ворона перед глазами: Шрам лежал на животе, сжимая автомат. Левая нога его ниже колена отсутствовала. То есть ее не было вообще. Спеша в укрытие, он не огляделся, как следовало, и угодил в «мокрый асфальт». Странно, что он не умер сразу от болевого шока или от потери крови, видимо, граница аномалии как-то прижгла рану и снизила болевой эффект.

Противник снова переступил с ноги на ногу с характерным стуком.

— Что там: деревянная нога, как у Сильвера в романе Стивенсона? — поинтересовался Ворон.

Шрам фыркнул, но не ответил.

— А как ты держишь равновесие без костыля?..

Шрам снова промолчал.

Ворон мотнул головой, выкидывая из головы неуместные мысли: нашел время, право слово.

— Может, все же снимешь маску? Или ты решил играть мистерию до конца?

— Не смей!

— Что именно? А впрочем… хорошо-хорошо, — усмехнулся Ворон. — Пусть не мистерия, а репетиция на подмостках погорелого театра, хотя, по мне, слово «армагеддец» более подходит ситуации.

Вряд ли он мог самому себе объяснить, зачем сказал это. Наверное, хотел убедиться окончательно или хотя бы позлить противника еще больше.

Что ж, своего Ворон добился: и убедился, и разозлил.

Шрам снял маску и кинул в сторону, умудрившись попасть в «круг огня» — единственную аномалию, оказавшуюся поблизости. И он сам, и Ворон наблюдали, как та вспыхнула и почти мгновенно истаяла в синем пламени.

— Как символично! — фыркнул Ворон.

— Просто не повезло.

— Потрясающее невезение, — согласился Ворон. — Как ты только в Москве самостоятельно с таким не гробнулся? Впрочем, дуракам и умалишенным… удается балансировать на краю пропасти.

Не так он себе представлял эту встречу. Совсем не так. И уж точно не задумывался об этом мертвеце, хоть и ёкнуло что-то под сердцем в ту самую минуту, когда перехватил взгляд в аэропорту. Перед глазами по-прежнему стояла Зона, распростертое на земле тело: крупное, сильное, безногое. Однако первое потрясение прошло, и убивать неожиданно расхотелось.

От Шрама сейчас зависело практически все. Тот, видимо, что-то решив, резко выбросил вверх руку, вставил в рот какое-то приспособление и издал тонкий резкий звук на уровне слышимости, отдавшийся в правом виске Ворона резкой болью. Выдавать себя не хотелось, но если не схватиться за голову получилось, то не поморщиться не вышло.

Звенящая тишина обрушилась на плечи, и Ворон осознал, что во время разговора перестал воспринимать и слышать выстрелы и крики вокруг. Оказывается, бой прекратился.

— Нам не помешают мои серые воины. Они обязаны внимать моим речам и смотреть на то, как я убью вражеского предводителя, — сказал Шрам, убирая свисток в карман на груди.

Вот сейчас бы ударить, покрошить в капусту это «серое воинство», только автоматы молчат. Бойцы тоже внимают, что ли? Нашли зрелище! Или… мертвы?..

Видимо, беспокойство слишком сильно отразилось на его лице, поскольку Шрам сказал:

— Живо твое отродье, нечего так бледнеть, ты еще в обморок грохнись.

— Только Дэн?..

— Нет, еще несколько, кого мои не утащили и не загрызли, но тебе не помогут. Патрончики-то, видимо, закончились. — Он издевался, но это не имело ни малейшего значения.

— И на том спасибо, — искренне поблагодарил Ворон.

Дышать стало легче, он даже позволил себе прикрыть глаза на несколько долгих секунд: раз Шрам действительно решил устроить показательную дуэль — просто так не бросится.

— В обморок? — фыркнул, открывая глаза, Ворон. — Очень хотелось бы, да кто ж мне даст. Начнем, что ли?

Шрам повертел запястьем, разминая, описал лезвием в воздухе восьмерку и бесконечность. Ворон перекинул нож из левой руки в правую и обратно. Он не являлся ни правшой, ни левшой. Так вышло из-за врожденной леворукости, затем переученной в первом классе. Процесс этот проходил со скандалами, слезами, соплями и всеми возможными протестами, доступными ребенку, не желающему поддаваться одиозным правилам. Потом Ворон позволил поймать себя на слабо и решил научиться писать правой рукой во что бы то ни стало, однако издевательство над собой не забыл и от души отомстил уже в восьмом классе. Писать он с тех пор предпочитал правой, зато все остальное делал левой рукой — от застегивания пуговиц до ввинчивания лампочек. Фехтовал он и так, и этак, но именно левое запястье казалось немного сильнее, особенно после длительного перерыва.