Новая Зона. Крадущийся во тьме

Впрочем, гораздо сильнее эфемерных и материальных созданий ада и всевозможных странных штук беспокоил местных неминуемый наплыв бывших москвичей. Как поступать с беженцами, они понятия не имели и по примеру коренных жителей столицы заикались про «Нахабино не резиновое».

Некоторое время Никита жил и неустанно удивлялся творящемуся вокруг безумию. Милое тихое Подмосковье менялось на глазах. Возле леса спешно выстраивали микрорайон с многоэтажными домами — якобы для беженцев, потом выяснилось, что не совсем для них, а для зажиточных москвичей, не потерявших все свое имущество и имеющих немалые сбережения. Потом строительство заморозили (видимо, состоятельные все же предпочли Нахабину города поинтереснее). Затем сменился подрядчик и принялся снова строить, но уже на деньги мэрии и не столь добротно и качественно. Жизнь забила ключом, а Никита вдруг понял: скоро ему нанесут визит. Вот как проснулся утром, так его и осенило по этому поводу.

Озарение не повлекло страха и даже легкого беспокойства, бежать не захотелось уж точно. Скорее, понимание оказалось забавным и неожиданно навело на мысли о религии. Больно красивым казалось фантастическое допущение о существовании некой старой цивилизации, почти вымирающей, но далеко шагнувшей вперед в научном плане, обладающей машиной, способной передавать мысли на расстоянии и вкладывать в головы представителей менее развитой цивилизации. Ох, как красиво ложился этот сюжет на всевозможные вещие сны, пророчества, явления ангелов и беседы с божествами различных культур и рас.

Идея увлекла Никиту настолько, что он весь день проходил, смакуя ее и так, и эдак, поворачивал и рассматривал на просвет, словно капельку янтаря, вертел, будто кубик Рубика. Он поднялся на чердак, не обнаружил ни одной изуродованной книги, зато нашел стопку чистых тетрадей в двенадцать листов с гимном Советского Союза на задней обложке и огрызок простого карандаша.

До ночи Никита писал — то ли беспорядочно набрасывал приходящие в голову образы, то ли все же начал сочинять свой собственный роман. Действо захватило его столь сильно, что настойчивый стук по калитке он практически не услышал.

— Ну, здравствуй, альтруист, — сказал ему лысый мужик неопределенного возраста, когда Никита вышел на крыльцо. — Впустишь или выгонишь?

Никита, ничего не ответив, дошел до калитки, отворил ее и, развернувшись, пошел обратно в дом.

Глава 2

— Меня можно и нужно звать Дим, — сказал гость, переступив порог вслед за Никитой.

— Дим потому что Дмитрий? — спросил тот. На самом деле Никиту совершенно не интересовало настоящее имя пришедшего. Ему нравилась эта краткость, и вполне устраивало неформальное общение. Много хуже было бы обращаться к нему, например, Дмитрий Сигизмундович и на «вы».

— Дим — от «дым». Дым же — есть почти ничто, он виден недолго и быстро рассеивается, впрочем, это больше зависит от очага распространения пожара. — Гость улыбнулся. — А еще он просачивается во все щели. Не пугает?

Никита покачал головой, стащил кроссовки, не развязывая шнурков, и прошел в комнату, оставив тапочки для гостя. Тот усмехнулся и принялся переобуваться, для чего присел на корточки. Сделал он это очень легко, без старческой медлительности и неуверенности в своих действиях и движениях.

Рассматривая его из комнаты, Никита отмечал, что Дим находился в отличной форме, хотя ему никак не получалось предположить меньше пятидесяти. Никита нутром чувствовал: пришельцу немало лет. Однако наблюдения говорили об обратном, а внешне вообще не удавалось сказать ничего конкретного.

— Так ничего и не спросишь? — Дим прошел в комнату, остановился в дверях, окинул стену из книг взглядом и присвистнул: — Нехило тебя приложило.

— Зачем? — поинтересовался Никита. Голос звучал спокойно, без эмоций и волнения. Раньше Никита никогда не чувствовал такой легкости при общении с незнакомцами, а сейчас наслаждался звучанием речи — и чужой, и собственной. Он строил диалог, словно выписывал на бумаге, и, казалось, заранее знал ответы собеседника, даже способен изменить их, если бы пожелал.

Дим хмыкнул и спросил:

— А вдруг я бандит?

— Нет, — уверенно заявил Никита. — Вы хуже. Вас послал Штирнер.

Дим скрестил руки на груди, снова осмотрел стену с книгами и хмыкнул.

— «Властелин мира», значит… Беляев. А знаешь, подходит! Очень-очень сильно подходит. А ты у нас кто, следуя той же ассоциации? Зауер?

— Боже упаси!

— Уже лучше, гений. По крайней мере ты не сочтешь меня истинным воплощенным злом. — Дим подошел к книгам и провел по корешкам кончиками пальцев, словно лаская их. Движение не вызвало у Никиты иррациональной ревности, хотя он и ждал подобного чувства. Наоборот, Дим завоевал его симпатию этим жестом. — Как мне называть тебя?

— Ником будет уместнее всего.

— Ник потому что Никита? — рассмеялся Дим.

— От никнейма, который, как известно, может быть абсолютно любым.

Дим покачал головой и с довольством в голосе подытожил:

— Один-один.

— Что Штирнеру понадобилось от меня? — не стал поддерживать игру Никита.