Новая Зона. Критерий страха

– Кровосос?! – не сдержался Андрей.

– Кровосос – это ваше название. Ты же не воспринимал меня как адово создание тогда, в Зоне? – Ыду словно обиделся, что его назвали кровососом.

– Но ты был ребенок. Дети должны дружить! На детской площадке в любом зоопарке тигренок и кролик играют. Как равные. И мы были тогда детьми! – воскликнул Малахов. – Зачем нам было враждовать?

– То есть меня ты врагом не считаешь? – Голос говорящего дрогнул.

– Да какой ты враг? Там такие были монстры… Чуть не убили.

– Это ты о ком?

– Юзик и его компания… Да ну… Не хочу вспоминать.

– Не хочешь, а зря. Надо всегда помнить.

– Ыду, а ты… Кто ты сейчас? Ведь кровос… извини, я даже не знаю, как тебя правильно называть. Ну, хотя бы твоих родителей взять – так они и говорить не могли, и они же…

И тут Андрей вспомнил. Тот самый выброс в Зоне. Тогда он разговаривал с зомби, вернее, не с зомби, а с тем, кто стал потом зомби. Выброс возвращал каждое создание Зоны в его первоначальное состояние. И тут к ним подошел мужчина в красивом костюме с белой рубашкой, и даже галстук был повязан.

– Извините, а можно прикурить? – обратился он к зомби.

Андрей тогда вздрогнул от неожиданности. Редко кто в Зоне был так вежлив и так хорошо выглядел.

– Ты хочешь узнать, кто я? – Мужчина рассмеялся, глядя на ошарашенного Малахова. – Разрешите представиться, молодой человек, я Миронов. Леонид Миронов, физик-исследователь. После выброса, ну и до него, меня люди будут называть «кровосос». А вот мой коллега – Павел Птушин.

Миронов взглядом показал на своего товарища. Тот был почему-то в смокинге и с галстуком-бабочкой.

– А откуда у вас одежда? – спросил тогда приятель Андрея, Юрка Грушевский.

– А, это? Ну, считайте, это аватар такой. Ведь не обязательно то, что вы видите, существует на самом деле. Нет, мы-то как раз есть, и именно такие, как выглядим, но вот одежда… Считайте, Зона нам в обмен на нашу основную жизнь здесь дала шанс хоть иногда выглядеть так, как нам бы хотелось. Но я прошу нас извинить, у нас всего пара часов, а ребенка надо учить.

– Ребенка учить? – не отставал Андрей.

– Поймите, ведь мальчику нужно научиться говорить, научиться быть человеком хоть в редкие минуты. Мы всегда учим детей в минуты выброса.

Воспоминания пронеслись в голове Малахова с такой четкостью, словно он опять был там, в далёком, тревожном детстве.

– Андрей, не удивляйся. Я же говорю? И мне кажется, нормально. Ты боишься меня взрослого? – В голосе Ыду прозвучала ирония.

– Тебя? Нет, не боюсь. Так ты сын Миронова, физика?

– Я же могу тебя пополам перекусить, – с иронией сказал Ыду. – Как я могу быть сыном физика?

– Хотел бы – перекусил.

– Логично. Но помни, знания, которые ты получил в Зоне, – они абсолютны. Нет врагов, нет монстров. Есть только то, что мы хотим увидеть. И это твой первый шаг к отгадке Зоны. Ты не пожмешь мне руку? Мы же не виделись столько лет. – Ыду подождал и добавил: – Да, отец мой – именно тот физик. До катастрофы. А потом… Ну ты понял.

Андрей сделал шаг к Ыду. Тот встал, но лицо его всё ещё скрывалось в тени. Кровосос протянул руку. Малахов почему-то подумал, что это рука музыканта, пианиста или, скорее, гитариста, судя по длинным нервным пальцам и ухоженным ногтям. Рукопожатие было нормальным, человеческим.

– Я рад тебя увидеть. Возможно, это самое главное в моей жизни, – признался Ыду.

Он чуть наклонился вперед, и в призрачном свете можно было рассмотреть его облик. Андрей очень боялся, что это произойдет. Но увидел обычного человека. Примерно ровесника Малахова. Наверное, моложе лет на пять. Волевое лицо, умные, чуть усталые глаза.

– Никогда не предавай своё детство, Андрей. Всё, что у нас было честного и справедливого, – только там. И если…

– Малахов! Ты что, засыпаешь?! – прогремел голос Степанова. – Куда ты уставился?

Ыду выпустил ладонь Андрея. И тут Андрей увидел перед собой чудовище. Кровосос, страшный безумный монстр Зоны. На его искаженной гримасой злобы морде не было и признаков разумной жизни, ротовые щупальца хищно и хаотично шевелились, словно искали жертву. Последнее рукопожатие с Ыду было прикосновением руки человека и страшной, сухой и когтистой лапы монстра-убийцы.

– Не пр… редай… – нечленораздельно, как в предсмертной агонии, прохрипел Ыду, растворяясь в зеленой мгле.

– Ты словно чумной какой-то, – продолжал Степанов. – Ещё бы мгновение – головой бы о переборку. Я понимаю, в невесомости укачивает. Приготовься, сейчас вектор притяжения поменяется.

Малахов постепенно возвращался в реальность. Он понимал, что игра на мышечных рефлексах и воспоминаниях из детства может привести к непредсказуемым последствиям, однако никак не ожидал, что эти давно прошедшие события, основательно забытые и несуществующие, могут казаться такими реальными.

Глава 7