Новая Зона. Первопроходцы ада

За трапезой девушка между делом рассказала ему разные мелкие новости. Например, что соседняя музыкальная школа наполовину отдана беженцам, а какие-то ненормальные объединились в «Ночной патруль» и в темное время суток шляются по улицам с молотками, монтировками и тяжелыми газовыми ключами – ищут Темных сталкеров. (Молотками и прочим они заменили бейсбольные биты, которые, согласно последним постановлениям, приравнены к холодному оружию.)

Ученый мысленно попросил судьбу быть милостивой к идиотам, ибо затеять охоту на Темных с монтировками мог только идиот или самоубийца.

– Спасибо! – похвалил он, допивая компот.

– Понравилось? Это я готовила! – чуть смущенно похвасталась девушка.

– Кира, а как вообще ваши дела? – спросил Арсеньев, когда они прошли в комнату отдохнуть после трапезы.

Лицо девушки вмиг помрачнело.

– Да что сказать… Валентина Алексеевна говорит, что тут поможет лишь личная встреча, а Виктор Михайлович, в смысле, господин Нарецкий сейчас в Сибири Спецсельстрой и беженские городки инспектирует. Еще несколько недель не будет его как минимум. Надо ждать… – Она потупилась. – Вот даже иногда думаю: я своих, получается, бросила, а помочь не могу. Да и не очень-то я надеюсь, если честно. Вот даже и выведут наш поселок на Большую землю, а кто нас тут ждет? Я вчера в магазине видела, как тетки на беженку беременную орали, мол, вы все порченные, нарожаете зомби и мутантов, всех вас стерилизовать надо, а лучше и сразу – в яму живьем… Вы уж простите, это я, наверное, устала.

Биолог заметил слезу в уголке глаза собеседницы.

– Я пойду, пожалуй, – произнес он, сгорая от неловкости. – Поздно уже…

– Нет, не уходи! – вдруг порывисто вскочила девушка, решительным жестом останавливая его. – Не бросай меня, Антон! Я тут днями одна, как в тюрьме, и высунуться боюсь лишний раз!

– Кира, подожди… – оторопев, пробормотал Арсеньев, смущенный этим внезапным порывом.

– Я больше не хочу ждать… Я устала быть одна! Я не хочу быть одна! – глотая ком в горле, выдохнула она.

– Что… ты имеешь в виду? – пробормотал Антон, не веря своим догадкам.

Девушка сделала шаг ближе, загородив ему дорогу всем телом. И прошептала:

– Люби меня.

– Я… не понимаю… О чем ты? – Разумеется, Арсеньев понял, о чем говорит Кира, но слишком растерялся.

Не то чтобы он никогда не думал о близости с ней, как раз наоборот, но вот так?

– Я имею в виду… – Она облизнула губы и словно бросилась в пропасть. – Возьми меня… Ляг со мной и люби. Люби меня!

– Кира, – прошептал. – Ты уверена? Зачем… ты это делаешь?

– Потому что я… Я устала… Устала быть одна, быть никому не нужной и порченной…

– Ты не должна никому ничего доказывать, – тихо, но твердо заявил. – Особенно мне…

В голове крутилась какая-то муть, что он не должен пользоваться ее слабостью и что она впоследствии может пожалеть об этом, и вообще…

– Ты столько сделал для меня, – прошептала она, порывисто прижавшись к нему. – Я же не прошу: «женись на мне». Неужели я так многого хочу? Или я действительно для тебя порченная? – всхлипнула она.

И решительно шагнула к нему. Его губы встретились с ее губами, и через секунду рука Антона, скользнув под халат, коснулась шелковистой кожи.

– Пожалуйста, люби меня, Антоша, – взмолилась Кира, проворно снимая с него рубашку. – Ты нужен мне, хотя бы сегодня…. Мне надо верить, что я еще живая!

Запрокинув голову в соблазнительном, манящем приглашении, Кира сбросила халатик и, так же быстро избавившись от ночнушки, призывно выставила вперед обнаженную грудь.

Он прижал девушку к себе и, отогнав прочь последние доводы разума, отдался воле инстинктов.

Потом стало тепло, очень тепло, когда ее руки скользили по его телу. Его губы не отрывались от ее груди. Ласкали, гладили, нежили. Приглушенные стоны девушки выражали то ли боль, то ли радость наслаждения. Она и сама, может быть, этого не осознавала.

Пальцы Антона едва касались ее сосков, снова и снова. А потом его захлестнуло горячее и всеобъемлющее чувство, облекшее и понесшее за собой, как на гребне волны. Влажное и нежное прикосновение ее языка к обнаженной коже. Быстрая и легкая, как лань, она ласкала его, казалось, сразу везде. Кровь, как горячая лава, бежала по венам, и это было восхитительно.

Кира слегка приподнялась, помогая ему. Обнаженная и трепещущая, она вбирала в себя его тело. Он чувствовал, что тело находится во власти страстного ритма, гармонии волшебного соединения не одной плоти, но и души.

И вдруг невидимая пружина внутри, сжимавшаяся все сильнее и сильнее, распрямилась… Пресыщенное, но удовлетворенное ее тело обвило его, словно шелк.

Антон был выжат как лимон, когда девушка наконец оставила его, повернувшись на бочок. Она тесно прижалась к нему спиной, промурлыкав что-то в полузабытьи.

Арсеньев же еще некоторое время лежал, глупо улыбаясь в потолок и ощущая какое-то всеобъемлющее спокойствие и мир на душе. Так, с блаженно-идиотской улыбкой, он и погрузился в глубокий сон.

* * *