Новая Зона. Принцип добровольности

– Вспомнилось, – пояснил Ворон, ощущая нечто сродни сожалению и сильное беспокойство. – Больно вид у вас соответствующий. Если не ревизор, то вы явились как минимум сообщить о моей показательной казни. Прекрасная Белая королева, Анастасия, велела прилюдно отрубить мне голову на Васильевском спуске? А может, во дворце заседаний в Кремле? В таком случае моим последним предсмертным желанием будет установление в нем елки. Иначе я просто не соглашусь участвовать в представлении.

– Заканчивай хорохориться, мальчик, я как никто изучил твое поведение.

– Действительно… – Ворон фыркнул и сел на постели. – Внимательно слушаю, – произнес он уже более спокойным и выверенным тоном.

– Хорошо б не только ты.

«Откуда?..» – выдохнул-прошептал где-то в затылке Денис, и Ворону захотелось его стукнуть, потому что смысл слов, произнесенных Сестринским, совершенно потерялся.

«Молчи и слушай!» – велел он и тяжело вздохнул.

В неумении Дениса пользоваться собственными возможностями Ворон отчасти считал виновным именно себя. Ничего не стоило настоять, ломая комплекс неприятия о колено. А теперь приходилось расплачиваться легкой дезориентацией и мигренью – учитывая преимущества, не так уж и многим, но все равно не доставляющим особого удовольствия.

– Прошу прощения, профессор… – В горле запершило, и Ворон поспешил откашляться. – Не затруднит ли вас повторить сказанное?

– Они ведь здесь?

Ворон вздрогнул, его затопило чужой ледяной паникой, но Денис быстро собрался и успокоился.

– Слушают твоими ушами? – продолжил спрашивать Сестринский.

– Предположим, – глухо проговорил Ворон и снова откашлялся.

Юлить не имело смысла, выяснять, как Сестринский догадался, – тоже. У гениев свои логические тропы, на которых обычному здравомыслящему человеку делать нечего – либо ничего не поймет, либо свихнется.

– Успокойся. – Бледные губы профессора растянула равнодушная улыбка. – Мне давно не давали покоя идеи Беляева и разработки его темного гения, Людвига Штирнера. Правда, я так и не продвинулся далеко в создании аналога описанного в романе прибора.

– Слава высшим силам, где бы, кем бы или чем бы они ни были! – вырвалось у Ворона совершенно неосознанно. Он даже усомнился: сам ли выкрикнул эту фразу, либо кто-то другой, захвативший сейчас его голову.

Профессор тихо и безэмоционально рассмеялся.

– Я пришел виниться и просить прощения: и у них, и у тебя, – наконец сказал он.

– Мне сильно не нравится подобное начало разговора, – признался Ворон.

– Но ты выслушаешь.

– Естественно! Словно у меня есть выбор! И будьте уверены, тот, кто незримо присутствует рядом, – тоже.

«Только помолчи!» – напутствовал он мысленно.

– Тогда пусть запоминает или записывает формулу, – сказал Сестринский. Ворон хотел было открыть рот, чтобы остановить, но Денис мысленно кивнул.

«Ладно, черт с ними. Вряд ли эмионикам подобная информация вообще нужна», – решил Ворон и расслабился, чтобы ни в коем случае не помешать. Сам он сломался уже на три-метил чего-то обо что-то в сочетании с нуклеиновой и еще какими-то кислотами, в число которых точно не входила «царская водка». Сестринский говорил, походя на занудного институтского лектора. Голос усыплял. Сосредоточенное внимание по другую сторону сознания сильно контрастировало с его собственным: чем больше воспринимал Денис, тем сильнее оно рассеивалось, а встряхиваться и сосредоточиваться Ворон себе запретил. В глубине головы тревожным маячком зудела мысль о тщете всего сущего. В конце концов, если Сестринский решил раскрыть часть своих секретов, да еще и столь незаурядным способом, грядет по меньшей мере Апокалипсис.

– Вы рехнулись! – вырвалось у Ворона, когда под нос ему сунули ватку, пропитанную нашатырем. – Мать вашу…

– Не ругайся, пожалуйста, – попросил Сестринский, и внутри у Ворона родилось чувство, подозрительно напоминающее стыд. – Спасибо за… предоставленную возможность выговориться, мальчик. И прости.

– Вы изобрели аналог ядерного оружия и запустили обратный отсчет? – Ворон помассировал виски. Ощущения он испытывал не из лучших, но их вполне удавалось терпеть.

– Ты и по ту сторону бытия смеяться будешь?

Ворон кивнул:

– Чего уж взять с глупой птицы? Так я не ошибся по поводу казни?

Сестринский покачал головой и неожиданно сжал его руку холодными, слегка подрагивающими пальцами.

– Ты – мое лучшее творение! Я не позволил бы.

Ворон проглотил уже готовую сорваться фразу о сотворении собственной скромной персоны родителями. Все же Сестринский, вернувший ему полноценную жизнь и подаривший бессмертие несколько лет назад, имел полное право называть себя творцом.

– Но есть вещи, над которыми не властны даже вы, не так ли?..

Профессор кивнул и сильнее стиснул его руку.

– Мне следовало поверить тебе. Видел бы ты кабину, в которой мы испытывали эффект Антизоны… – проговорил он. – Оно действительно мутирует, причем с такой скоростью…

– Вы ведь не запустили процесс… – Ворон тоже не смог договорить: голос дрогнул и пропал.

– Нет… конечно, нет. Я все же поверил тебе, мальчик. Жаль, поздно. Наверное, начни я сразу работу над антидотом…