Москва выглядела суровой, несмотря на весеннее солнце. Весело журча, бежали мутные ручейки, тихо шумели ветки еще голых деревьев. Всюду пахло весной. Но Иван Ефимович не замечал этого. Ею мысли были поглощены предстоящим чрезвычайным заседанием: кто там выступит и о чем будут говорить?
Пришел точно к открытию пленума. С докладом о внешнем
Ильич говорил о том, что над республикой нависла опасность, что на молодую страну со всех сторон идут враги, которые хотят дать последний, решительный бон.
Царский адмирал Колчак рвется к Волге, к Москве, изнутри страну раздирают контрреволюционные заговоры, заодно с мятежниками действуют предатели — меньшевики и эсеры. Необходимо зорко следить за всеми происками врагов и не давать им никакой пощады.
Вот почему создавшееся положение требует от нас сознания трудности положения Советской республики.
Затруднения в продовольствии и транспорте, подчеркивал Ильич, делают наше положение особенно трудным. «…На работу по продовольствию и транспорту нужно привлечь больше сил. Работа по транспорту стоит так, что на востоке России, за Волгой, у нас несколько миллионов пудов хлеба… но мы не можем его подвезти».
Ивана Ефимовича Буракова особенно взволновало то, что в своем докладе Ленин исключительное внимание уделил транспорту, без чего нельзя было улучшить ни продовольственного, ни военного положения республики.
«Работа по транспорту требует величайшего напряжения, — говорил Владимир Ильич. — Нужно, чтобы рабочие на каждом собрании ставили себе вопрос: чем мы можем помочь транспорту?..
Но разве мы не видим, — продолжал Ильич, — что только рабочие, вынесшие на себе всю тяжесть нашей разрухи, когда борьба сменилась белогвардейскими нашествиями, когда они вследствие этого на себе испытали всю тяготу и приобрели этим большой опыт, — только эти рабочие, только эти наши передовые отряды могут нам помочь!»[1].
…Через несколько часов Иван Бураков вернулся прямо в депо, где его с нетерпением ждали. Обступили, заговорили все разом, засыпали вопросами:
— Ну как?
— Зачем вызывали?
— Что там было?
Бураков не спеша ответил:
— Ильич выступал. Помочь просил. Соберемся после работы, все обсудим.
И вот субботний день подходит к концу. В нетоплен-ном депо люди торопятся закончить работу, чтобы уйти поскорее домой.
Прогудел гудок, возвещая окончание работы. Изнуренные голодом, продрогшие до костей рабочие стали покидать депо. Остались лишь коммунисты. Сегодня экстренное партийное собрание.
В ту пору партийная ячейка депо станции Сортировочная была невелика, но, несмотря на малочисленность, влияние ее на беспартийные массы было огромно.
Собрались в вагоне № 16. Это был старый, вышедший из строя вагон. В один из декабрьских дней 1917 года коммунисты привели его в порядок, оборудовали, на стены повесили лозунги и плакаты. Здесь и разместилась партячейка депо, где проходили все собрания, где можно поговорить о последних новостях, почитать газеты, погреться у «буржуйки».
Хотелось поскорее узнать, о чем говорил Ленин.
Иван Ефимович — высокий, сутуловатый — некоторое время стоял молча, как бы собираясь с мыслями. А задуматься есть о чем. Низка производительность труда в депо: вместо положенных 18 давали под составы 3–4 паровоза в сутки. Где выход? Нажать на сверхурочные, но ведь сам же поднимал при царизме рабочих на забастовки против сверхурочных.
«Плохо же нам… Ох как плохо, — думал он. — Вот и Ильич говорил об этом».
— Ленин предупреждал, что мировой империализм собирается этой весной дать нам смертельный бой. Нам нужно во что бы то ни стало продержаться в эти трудные месяцы. А там уж нас голыми руками не возьмешь. А для этого надо трудиться, трудиться с полной отдачей сил до окончательной победы над врагом.
Внимательно слушали коммунисты, и невольно их взоры устремлялись на стену, где висела карта с линиями фронтов. Куда ни кинь взгляд, всюду фронт: на севере и на юге, на востоке и на западе. А в стране нет топлива, остановились многие заводы, нерегулярно работает транспорт, голодают рабочие и их семьи. Восьмушка хлеба со жмыхом в день! Какая тяжелая весна!..
— Понимаю, трудно. Но ведь Ильич надеется на нас, верит в нас. Он так и сказал на пленуме: «Вся надежда на сознательность рабочих!» Вспомним, как дорожники Казанки в годы первой русской революции помогали сражавшейся Пресне.
А Октябрь 1917 года! — продолжал Бураков. — Встала Москва на кровопролитный бой с контрреволюцией. Оружия, патронов не хватало. Штаб Красной гвардии Московского железнодорожного узла приказал во что бы то ни стало захватить находившиеся на станции Сортировочная вагоны с винтовками. Приказ выполнили.
— Все ясно, Ефимыч. Надо, так надо. Но как и с чего начать? — раздались голоса.
— А что, если остаться после смены, — неуверенно начал Бураков, — и всю ночь проработать, пока хватит спл, бесплатно? Мы помогли бы и фронту и тылу. Ведь несколько паровозов — это составы с войсками и хлебом.
— Дело говоришь.
И порешили в один из выходных дней поработать бесплатно.