Был, однако, момент, когда правители Австрии испытывали политический страх перед теми, которых они так унижали. Это было в 1806 г., когда в Париже заседали еврейские нотабли и готовился созыв Великого Синедриона. Уже в сентябре этого года ловкий дипломат Меттерних, тогдашний австрийский посол в Париже, сообщил в Вену, что Наполеон неспроста созывает еврейских нотаблей различных стран: помимо ближайших целей, вроде упорядочения дел в Эльзасе, дальновидный французский император, предпринявший тогда поход в Германию и в Польшу, имеет в виду приобрести там сочувствующих среди евреев, которые могут усмотреть в нем своего мессию, призванного освободить их от ига бесправия во всех странах. Через месяц после опубликования прокламации к евреям всех стран о созыве Синедриона в Париже, Меттерних сообщает в Вену: «Если император (Наполеон) и не нарочно придумал это совпадение созыва Великого Синедриона с своими военными операциями, то все же нет сомнения, что он не преминет выставить себя освободителем христиан в Польше и мессией для тамошнего огромного еврейского населения». А так как часть Польши (Галиция) входила в состав Австрийской монархии, то в Вене переполошились. Испуг создавал политические фантомы: Наполеон созывает еврейский парламент с целью образовать из евреев всех стран тайный союз для проведения французской политики, а в таком случае недовольные старым порядком австрийские евреи могут оказаться в союзе с французскими завоевателями. Шеф австрийской полиции барон Зуммерау обратил внимание императора Франца, что в еврейском воззвании о Синедрионе говорится о «полном возрождении еврейского народа» — явное доказательство, что Наполеон является для евреев «псевдомессией». По повелению Франца, Зуммерау разослал всем начальникам полиции в провинциях циркуляр (7 октября 1806 г.), в котором, обращая их внимание на идущую из Парижа агитацию, говорит: «Уже поверхностный взгляд на ход дела раскрывает его политическую тенденцию и заставляет опасаться последствий величайшей важности для тех государств, где этот народ рассеян и имеет значение благодаря своему богатству, связям, хитрости и сплоченности. Здесь, невидимому, сказывается та же тактика, благодаря которой Наполеон придал масонству политическую организацию и образовал из этого ордена в некоторых государствах тайную полицию для своих надобностей». Шеф полиции поэтому требует от местных властей принять все меры к тому, чтобы не допустить сношений между австрийскими евреями и парижским еврейским «конгрессом». Для этой цели предписывается иметь надзор за иностранной корреспонденцией евреев, в особенности образованных, и следить, не поступило ли в какую-нибудь еврейскую общину пригласительное письмо из Парижа; затем, ни под каким видом не выдавать евреям паспортов для выезда в Париж и разъяснять желающим ехать, какие печальные последствия такая поездка может иметь для них лично и для их народа.
Австрийская полиция стала усердно «следить» и строчить по начальству донесения, основанные частью на верных наблюдениях, частью на вздорных слухах. Наблюдения убедили полицию в Богемии, Моравии и Галиции, что местные евреи, особенно ортодоксы или хасиды, не сочувствуют парижскому Синедриону, стремящемуся к преобразованию иудаизма. Директор венской полиции представил даже «фактический материал»: список еврейских семейств в столице с отметками, в каких семьях придерживаются религиозных обрядов и едят кошерную пищу и в каких царит вольнодумство. Полиция усердно перехватывала почтовую корреспонденцию. Со страхом сообщалось, что тот или другой обыватель получил письмо с новостями из Парижа; таким адресатам отдавали корреспонденцию после просмотра, но бдительно следили за ними. Беспокоила правительство прогрессивная еврейская община в Триесте, единственная в Австрии, которая сочувствовала парижскому Синедриону; здесь было предписано всякого еврея, который вернется из Парижа в Триест, задержать и подвергнуть строгому допросу. Австрийскому послу в Париже приказано было наблюдать по возможности за австрийскими евреями, буде таковые там окажутся. Обо всех полученных донесениях барон Зуммерау докладывал императору Францу, и оба напрягали свой государственный ум для борьбы с грядущею «опасностью». Император с удовольствием отметил нерасположение консервативных кругов еврейства к новшествам Наполеона, но ему внушала опасение горсть просвещенных, «склонных к деизму». Трусость правительства заразила и влиятельных венских евреев. Когда один из привилегированных, Бернард Эскелес, получил из Парижа прокламацию о Синедрионе с приглашением принять в нем участие, он в испуге поспешил уведомить об этом директора полиции. Эскелес удостоился личной аудиенции у Зуммерау, и с него взяли слово, что он передаст полиции содержание имеющего быть посланным в Париж ответного письма представителей венской колонии.