Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 1

Право жительства евреев в Богемии было ограничено местами их приписки. Переселение данной «нумерованной» семьи на новое место могло состояться только с разрешения властей того места. В центре богемского еврейства, Праге, требовалось особое, очень ред­ко дававшееся, разрешение даже на переселение из «еврейского го­рода» (Judenstadt) в христианскую часть города. Специальные пода­ти взимались в размерах, свидетельствовавших о крайней дороговиз­не австрийской «терпимости»: огульная сумма основного налога с богемских евреев составляла 232 000 гульденов ежегодно (1799). Perламент 1797 года провозгласил, что «все еврейство пользуется пол­ной свободой в соблюдении религии своих предков и унаследованных обычаев», а в переложении на язык податных цифр эта «полная сво­бода» означала: на постройку новой синагоги требуется особое раз­решение начальства, которое выдается под условием единовремен­ной уплаты 1000 гульденов и ежегодной дани в 100 гульденов в пользу казны; соответственным налогом обложены и кладбища. Раввинат, еврейская школа и даже литература, не исключая религиозной, со­стоят под бдительным надзором христианской администрации. Рав­винами могут быть только лица, обладающие немецким образова­нием. В 1798 г. богемский «губерниум» издал распоряжение, чтобы к раввинским должностям допускались лишь лица, прослушавшие курс «философских наук, естественною права и этики» в австрийском уни­верситете. Обучение в немецкой нормальной школе обязательно для всех еврейских мальчиков и девочек. С другой стороны, воздвигает­ся гонение на изучение Талмуда в «домашних школах», хедерах и иешивах. Преподавать Талмуд может только официально утвержден­ный раввин, удовлетворяющий вышеозначенным условиям; прочие домашние учителя («меламеды») могут преподавать лишь еврейский язык и элементарное вероучение. Допускаются же к изучению Тал­муда мальчики, представившие удостоверение учебного начальства о том, что они прошли курс общеобразовательной немецкой школы. Это вмешательство в духовную жизнь проявлялось и в форме цензу­ры еврейских книг. Императорским декретом 1811 года запрещалось употреблять в синагогальном богослужении и в частных домах ре­лигиозные книги, не прошедшие через австрийскую цензуру; стро­жайшей цензуре подлежали и книги светского содержания; на выписку еврейских книг из-за границы требовалось в каждом случае особое разрешение.

Нужно было обладать своеобразными понятиями о соответствии между гражданскими правами и обязанностями, чтобы при наличности такого законодательства объявить во всеуслышание следующее (в декретах 1808 и 1811 г.): «Так как еврейство (Judenschaft) пользуется равными преимуществами с христианскими подданными (?), то оно должно нести и общие с ними обязанности по отношению к государству». И тут же, для подтверждения принципа «общих обязанностей», делается оговорка: «в податных делах для евреев существуют особые предписания». Такими красноречивыми, но к исполнению необязательными предисловиями к законодательным актам австрийское правительство платило дань тому духу времени, с которым оно боролось в обязательном тексте законов.