Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 1

В последнее десятилетие перед революцией еврейский вопрос особенно обострился в Эльзасе. Экономическое положение эльзас­ских евреев отчасти напоминало положение в польской Украине и Галиции; здесь тоже еврейские массы распределялись между горо­дом и деревней, занимаясь кроме торговли и ремесла сельскими арен­дами и шинкарством; но в Эльзасе, к несчастью, была гораздо более развита опасная профессия денежной торговли в форме выдачи мел­ких процентных ссуд крестьянам и мещанам. Сами представители эль­засского еврейства подали в 1780 г. правительству записку, в кото­рой заявили, что только бесправие и ограниченность источников пропитания заставляют евреев заниматься ссудою денег, которая ста­ла источником их несчастий (la source de leurs malheurs). Должник-христианин, зная о непрочном положении еврея, которого в любой момент можно выгнать из данного места, часто брал ссуду без наме­рения возвратить ее. Это увеличивало риск кредита и заставляло кре­дитора брать ростовщические проценты. Отсюда ряд столкновений и судебных процессов, несчастное положение еврея, как эксплуати­руемого эксплуататора, общее презрение к нему, превращение слова «juif» в синоним «usurier» (ростовщик). На этой почве выросла в 1780 г. грандиозная афера Гелла, организовавшего массовую подделку пла­тежных расписок, которыми погашались выданные христианами ев­реям долговые обязательства.

Старый порядок достиг своей цели: он сделал еврея бесправ­ным, а потому презираемым. Еврея заставляли все покупать: право жительства, передвижения, промысла; его заставляли платить за каж­дый глоток воздуха, которым он дышал, за каждую пядь земли, на которой ему дозволяли стоять. Что же мог он делать, как не жадно гнаться за деньгами, дававшими ему право получать то, что другим давалось без денег? Дворяне, или сеньоры, выжимали из живших в их имениях евреев последние соки. Давая за крупную ежегодную по­дать «право жительства» еврею, сеньор не гарантировал такого пра­ва его детям, когда те вырастали; подросшему сыну приходилось ча­сто покидать родительский дом из-за нежелания сеньора дать ему право жительства. И когда евреи жаловались на этот произвол в Вер­ховный Совет Эльзаса (Conseil souverain d’Alsace), они получали та­кого рода ответы: «Еврей не имеет определенного местожительства; он осужден на вечное скитание. Этот рок за ним следует всюду и го­ворит ему, что он не может себе позволить прочную оседлость. По­этому возмутительно (revoltant), что лицо из этой осужденной нации (nation proscrite) хочет понудить сеньора признать его и дать ему право покровительствуемого на том основании, что сеньор соблаго­волил допустить отца этого еврея жить в своих владениях и что этот еврей там родился... Еврей не гражданин и не горожанин (ni citoyen, ni bourgeois); право жительства в каждом данном месте может ему давать только сеньор, который волен и выселять его в случае надоб­ности».

Не лучше относились к евреям и городские власти. Столица Эльзаса, Страсбург, по-прежнему была закрыта для евреев: они до­пускались туда только проездом, на ночлег или на пару дней по де­лам, и в эти дни состояли под надзором полиции. Характерный по­лицейский приказ был издан в Страсбурге в ноябре 1780 г.: «Судьи полицейской камеры обратили внимание, что некоторые горожане осмеливаются отдавать внаем евреям комнаты и квартиры в своих домах, побуждаемые к тому приманкою денег и не предвидя вытекающих отсюда худых последствий. Это вызывает крайне опасное общение и сближение между христианами и еврейским племенем, что прямо противоречит духу старинных регламентов, решительно воспрещающих всякому еврею жить под одной крышей с христианином. Желая воспрепятствовать столь опасному по своим последствиям злоупотреблению, мы строжайше запрещаем горожанам сдавать внаем евреям дом, лавку и какое бы то ни было помещение, под опасением штрафа в 150 ливров. Приказываем им (горожанам) отсылать евреев, которые попросятся у них на квартиру или на ночлег, в места для сего назначенные» ... Дабы никто не отговаривался незнанием закона, полиция распорядилась напечатать этот приказ на двух языках и расклеить по городу.