Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 2

Резкий культурный перелом совершился в эту эпоху во внутренней жизни российских евреев. Он затронул не глубины народных масс, а только верхние слои, так называемое «общество», интеллигенцию, но в этих кругах быстрота и сила духовного переворота отчасти напоминали бурный канун эмансипации в Германии. Эта стремительность внутреннего обновления не соответствовала крайней медлительности гражданской эмансипации, на которую российские евреи получили только малый задаток. Тут заразительно действовала окружающая атмосфера, освободительные стремления русского общества. Политическая заря, засиявшая на короткое время после долгой ночи николаевского царствования, будила светлые надежды в сердцах. Призывы к культурному обновлению и реформам неслись из прогрессивных кругов русского общества и из русской радикальной литературы 60-х годов. Новая русская литература была тогда почти свободна от юдофобии. Когда в 1857 г. в петербургском журнале «Иллюстрация» появилась юдофобская статья «О западнорусских жидах», против нее протестовали 140 русских писателей (Тургенев, Чернышевский, историк Соловьев и другие). Только двое писателей не могли освободиться от юдофобских тенденций: публицист Иван Аксаков и романист Федор Достоевский. Славянофильский публицист выразил опасение, что с допущением образованных евреев на государственную службу они могут проникнуть в ряды высших сановников и задавать тон в христианском государстве. Он тревожно спрашивал: «Как устроить отношение христианского народа к национальности, которая все свое определение находит в отрицании христианства?» По поводу требований равноправия Аксаков писал: «Не об эмансипации евреев следует толковать, а об эмансипации русских от евреев». Такие же взгляды проповедовал и великий художник Достоевский, склонившийся под конец жизни к политической реакции. Писатель с болез­ненным «жестоким талантом», умевший сочетать в своих типах преступное со святым, глубокое падение с нравственным подъемом; находил такую же смесь и в еврействе, где выдвигал именно оборотную сторону, «жидовство», как олицетворение всего грубо-материалистического, жажды наживы, ненависти к иноплеменникам. Когда обидевшиеся выходками Достоевского некоторые обрусевшие еврейские интеллигенты обратились к нему с протестом, он написал в отвег свою статью «Еврейский вопрос» (1877), где он себя не признает юдофобом, но еврейскому народу приписывает ненависть к другим народам. «Признаки еврейского status in statu суть: отчужденность на степени религиозного догмата, неслиянность, вера в то, что существует в мире одна лишь народная личность — еврей, а другие хоть есть, но надо считать, что как бы их и не существовало. Выйди из народов и составь свою особь и знай, что ты один у Бога, остальных истреби, или в рабов обрати, или эксплуатируй. Верь в победу над всем миром; строго всем гнушайся и ни с кем в быту своем не сообщайся». Так отвечал Достоевский еврейской интеллигенции, верно разглядев под налетом ассимиляции «неслиянность» масс; но вся характеристика еврейства в целом у него вытекла из фантазии, склонной рисовать преступное. Еврейской национальной идее, по существу, оборонительной, Достоевский навязал хищные черты того наступательного национализма господствующего народа, глашатаем которого в русской публицистике он сам сделался.