Отголоски еврейских движений доносились и в Азиатскую Турцию, но здесь пробуждение от векового сна шло крайне медленно. Бедные, забитые евреи Святой Земли видели осквернение ее святости во всякой попытке устройства школ, где их детей обучали бы полезным знаниям и ремеслам. В благочестивой тетрархии: Иерусалиме, Сафеде, Тиверии и Хевроне[62]
жившие на счет «халуки» богомольцы воспитывали своих детей в архаических хедерах и иешивах и поднимали вопли о гибели веры, когда просвещенные филантропы из западных стран открывали для этих детей школы современного типа. Даже популярный филантроп Моисей Монтефиоре, который часто посещал Палестину и хотел упорядочить там школьное дело, не устоял против воинствующей ортодоксии. В 1856 г. прибыл в Иерусалим секретарь венской общины, известный поэт Людвиг Август Франкль и открыл здесь сиротский приют со школою имени барона Лемеля из Вены; около того же времени вышеупомянутый Альберт Кон открыл в Иерусалиме на средства парижских Ротшильдов ремесленную школу; еще одно общеобразовательное училище было основано германскими евреями. Все эти учебные заведения находились под заклятием, «херемом», и в них обучались только немногие дети сефардов, менее фанатичных, чем ашкеназы. Рассказывают, что перед окнами дома, где жил опекун «немецкой» школы, иерусалимские фанатики каждую ночь ставили носилки для мертвецов, пока он не обязался не принимать в свою школу ашкеназских детей. Когда великий историк Грец во время своего путешествия по Палестине (1872) посетил иерусалимскую синагогу, один фанатик из Венгрии взошел на амвон и провозгласил над гостем формулу «херема». При таких условиях в Палестине не могли найти отклик и призывы из Европы к возрождению Сиона путем земледельческой колонизации (выше, § 38). Когда представитель «Альянса» Карл Петтер основал ферму с агрономической школой «Микве Израиль» близ Яффы (1870) с целью подготовить пионеров колонизации, среди местных евреев почти не нашлось учащихся для этой школы и пришлось приглашать молодых людей из Галиции. В такой затхлой атмосфере не могла развиваться и новая литература «гаскалы». Единственный иерусалимский писатель, решившийся напечатать сочинение не по раввинско-хасидскому шаблону, был Яков Сапир, описавший свое шестилетнее путешествие (1858—1864) по Египту, Аравии и Индии в двухтомной книге «Эвен Сапир» (1866,1874). При всей наивности изложения и малой осведомленности автора по части истории и географии описание посещенных им экзотических стран представляло большой интерес для читателя того времени, который ничего не знал о жизни осколков еврейства, заброшенных в эти далекие страны[63].Деятельность «Альянс Израэлит» внесла некоторые лучи света в темные углы азиатско-африканской диаспоры, куда этот союз спешил на помощь гонимым еврейским общинам. В 1861 г. парижский ориенталист Иосиф Галеви, посланный «Альянсом» в Марокко для исследования положения тамошних евреев, привез оттуда потрясающие сведения. Он видел там людей порабощенных и марокканским султаном и феодалами, выходивших из своих гетто («mellah») на принудительные работы без обуви и с тряпкой на голове, так как по обитаемым мусульманами улицам «неверным» нельзя было ступать обутыми ногами и накрывать голову шапкой. Все формы унижения евреев сохранились от былых времен в этих гнездах мусульманского фанатизма, но периодически к унижениям присоединялись дикие насилия со стороны пашей, реквизиции и массовые изгнания. В один из таких моментов посетил Марокко Моисей Монтефиоре (1864) и обратил внимание английского резидента на бедствия евреев. Вскоре весь дипломатический корпус в Марокко сделал представление султану о необходимости устранения произвола по отношению к евреям, «если его величество хочет сохранить добрые отношения о христианскими народами». Султан дал в одном случае удовлетворение пострадавшим, но затем режим насилия и произвола продолжался. Жизнь евреев во внутренних городах Марокко (Тетуан, Мекинес и др.) была сплошной мукой, и только в приморских городах вроде Танжера, где находились иностранные консулы, гонимые могли находить защиту. Благодаря бдительности парижского «Альянса» и позже лондонского «Anglo-Jewish Association» злодейства марокканских властей вызывали протесты со стороны дипломатов, и несчастные жертвы деспотизма могли хоть утешаться мыслью, что их европейские братья следят за их судьбою и в минуты катастроф протянут им руку помощи.