Новейшая история средневековья

В алтаре епископ и служка вдвоем
играют в кости. Не кончить добром.
дела. Из белого облака гром
раздается в ответ броску:
выпало три шестерки. Через оконный проем
видны Пантера с Волчицей, направляющиеся к леску,
состоящему из темных штрихов и травяных завитков.
Плоды, что капельки крови. На лужайке альков
под голубым балдахином. Стынет единорог
в объятиях хладной девы. Он неестественно бел.
что еще заметнее среди осыпавшихся лепестков
неизвестных цветов. Пусть зритель не будет строг:
Создатель раскрасил все, как умел.

Вместо окон в трактире – буквы, внутри
которых лица людей и демонов. Не смотри
в глаза ни тем, ни этим, ни себе, ни другим,
поскольку глаз уже нет. Мы не храним
зрительных впечатлений. Единственный твердый взор
спрятался в треугольнике меж вершинами ближних гор.

«Вот Сатана. Он едет верхом…»

Вот Сатана. Он едет верхом
на хромой седой кобылке с грехом
пополам, с погибелью накоротке.
Проезжает узкую улочку. Вдруг
пред ним – река и цветущий луг,
и лодка плывет по реке.

На одной ноге, на самой корме
стоит монах не в своем уме,
с горящим крестом в руке.
Он корчит гримасы, поскольку огонь,
разгорается, жжет ладонь.
И лодка плывет по реке.

Огромные рыбы всплывают со дна.
В чешуе отражается седина:
бес в ребре, седина в бороде.
В облаках читают псалом чтецы.
Дьявол скачет во все концы,
а лодка плывет нигде.

В небе – Агнец с крестом меж рогов
смотрит вниз. Он видит врагов
соцветьем несчетных глаз.
Он видит всадника и пловца,
пешего, лешего, подлеца,
но прощает – на этот раз.

«Завершая чертить по велению господина…»

Завершая чертить по велению господина
план нашего города, вздрогнул от ощущенья,
что нечто подобное видел буквально мгновенье
назад. Конечно! Вот она, паутина,
удвоенная на известке тенью.
В центре паук. Сегодня он явно не в духе.
Белый крест на сером куполе-брюхе,
серебрящемся от бархатистого ворса.
Поджатые лапы, что твои контрфорсы.
Коконы бывших мошек повисли,
как трупы казненных воров на скрещеньях
улочек-паутинок. Так вот кому мы уподоблялись,
поспешно застраивая долину.
Раскинули сеть, да сами в нее и попались.

Теперь я точно знаю, что скоро покину
это место через единственные ворота,
оставшиеся из двенадцати, сделанных в подражанье
Новому Иерусалиму, но неохота
было стеречь все двенадцать. Содержанье
стражи влетало в копейку. Врата заложили
серым камнем. И кто поверит, что в городе жили
честные граждане? Что здесь заварилась смута?
Все равно ее подавили. Здесь часто молились кому-то.
Но если быть откровенным – чаще кого-то боялись.

Потом большинство уйдет. Потом умрут, кто остались.