Новейшая оптография и призрак Ухокусай

Сказал и повернулся, чтобы уйти.

– Что? Подожди-подожди, – окликнул его городничий. – Как сбежал?

– Да как… обыкновенно, должно быть, – пожал плечами Лапотоп. – Или как уж там обычно сбегать принято… А только всю ночь беспокоен он был, метался, бедный, а потом как крикнет, все, мол, понятно, да и прочь из дому. Я пождал-пождал, его все нет. Я к вам – вас тоже нет. Спасибо, значит, что выслушали, а теперь можно мне идти?

– Иди…

Лапотоп исчез, а Копеечкин быстро спросил:

– Знаком Бывалович, как у призрака Свинтудоева с телепортацией?

– Весьма ограниченно, в пределах нескольких саженей, если не ошибаюсь. Но он возбужден…

– Может и на большие расстояния переноситься, – закончил за него Копеечкин. – Что ж, значит, срочно в Спросонск!

Помощники его как один встали и шагнули к двери. За ними поспешили Копеечкин, на ходу закрывая папку, и… Сватов, сказавший: «Я с вами!» – раньше, чем успел подумать, действительно ли ему это так надо.

– Ценю вашу помощь, но, право, нет необходимости…

– Есть! – возразил городничий. – Призрак Свинтудоева находился под моей ответственностью.

– Понимаю, – кивнул столичный сыщик. – Что ж, приятно встретить разумного, так высоко ставящего долг. Что ж, едемте!

Предупредив подчиненных, что отправляется по срочному делу в Спросонск, городничий поинтересовался у Копеечкина:

– Вы давеча сказали, Пуляй Белосветович, что, получив мое сообщение, не сразу смогли приехать. Как же вам удалось столь быстро до наших краев добраться?

– Скоро увидите.

«Звезда сыска, – мысленно проворчал Сватов. – Нет чтобы по-простому сказать…»

Глава 9, в которой звучит печальная история Шепчущего моста, а в небе над Спросонском появляется удивительное средство воздухоплавания

Фонарь с бутылью-ловушкой Сударый перенес на второй этаж, в гостиную. Потом Переплет пошел спать, Вереда открыла учебники, а Сударый с Персефонием взялись за рутинную научную работу – сделанные утром снимки следовало всесторонне изучить и описать по всем правилам. Однако мысли, что и неудивительно, были заняты Ухокусаем. Переплет так и не смог толком заснуть, ворочаясь в своем закуте, Вереда по нескольку раз перечитывала одни и те же параграфы и потом обнаруживала, что решительно ничего не может вспомнить из их содержания. Даже Персефоний был несколько рассеян, а Сударый, занося в журнал наблюдений параметры изображений, так часто путал графы, что пришлось вырвать лист и переписывать заново.

Совещание составилось как-то само собой. Переплет, чувствуя, что заснуть ему сегодня не суждено, отправился побродить по дому. В гостиной постоял, пристально глядя на Ухокусая, по-прежнему сохранявшего вид фонаря. Хотя от подобного облика трудно ожидать внешнего проявления каких-то эмоций, у домового сложилось впечатление, что предметный призрак тоже рассматривает его, без особой приязни, внимательно, но вежливо; что, более того, он хочет что-то сказать, но ждет, чтобы к нему обратились.

Однако разговаривать с фонарями Переплет не собирался, тем более с такими фонарями, которые отводят глаза, притворяются любой вещью по своему вкусу и грызут уши честных разумных.

Переплет решительно направился в лабораторию.

– Непеняй Зазеркальевич, извиняйте, если от дела отрываю, только надо нам с вами поговорить.

Едва Сударый поднял голову от записей, отворилась дверь и вошла Вереда:

– Непеняй Зазеркальевич, вы не очень заняты? Я тут подумала…

– И все мы, конечно, об одном и том же, – улыбнулся Сударый. – Говорите. Кто начнет?

– Первым скажу я, – заявил Переплет. – В полицию надо Ухокусая определить…

– Я против, – быстро сказал Персефоний.

– Это почему? А, понятно, – важно кивнул домовой. – Ты у нас полицию вообще на дух не переносишь.

– Отчего же, переношу, если надо. Только Ухокусаю в полиции делать нечего. Наш закон предметных призраков не учитывает, так что ничего с ним полицейские поделать не смогут. Он для них юридически не существует.

– Это уж проблема полиции, не наша, – отмел возражение Переплет, стоя посреди лаборатории и уперев руки в боки. – А я так себе мыслю. Все, что тут про него было говорено, это слова и домыслы. А точно одно: он кусатель и беззаконщик. Ну так и законом ему, шельмецу, по загривку! Пускай те, кому оно по службе положено, закон для него приискивают. Это их дело, не наше.

– Тут не крючкотворством надо заниматься, – сказал Персефоний, – не под статью подводить, а разобраться сперва, кто он такой, Ухокусай, какие законы к нему вообще применимы. Мое мнение такое: его надо отнести в Дом-с-привидениями. Он хоть и предметный, а все-таки призрак, значит, проходит по ведомству фантомов. Они могут сами решить, кем считать Ухокусая, могут обратиться к ученым – случай-то неординарный…

Переплет уступать не собирался: