Новейший философский словарь. Постмодернизм.

Ж. фиксирует, что понимание Гегеля как философа, возводящего “онтологию субъекта к статусу субстанциональной сущности бытия” ошибочно, ибо упускается следующее. У Гегеля “переход от сознания к самосознанию предполагает некую радикальную неудачу: субъект (сознание) хочет проникнуть в тайну, скрытую за занавесом; его попытки оказываются безуспешны, поскольку за занавесом ничего нет, ничего, что “есть” субъект” Фундаментальное гегелевское различие между субстанцией и субъектом, по Ж. в том, что “субстанция это позитивная, трансцендентная сущность, которая, как предполагается, скрыта за занавесом феноменального мира. Понять, что субстанция есть субъект,означает понять, что занавес феноменального мира скрывает прежде всего то, что скрывать нечего, а это ничтоза занавесом и есть субъект” Главным фоном для идеологии выступает сегодня “не то, что ложь выдается за истину, а то, что истина выдается за ложь — то есть обман состоит в симуляции обмана” Ж. пишет: “Известная в Югославии шутка (имеется в виду Югославия так называемого “народного самоуправления” времен И. Б. Тито. А. Г., Т Б.)выражает квинтэссенцию этой ситуации: При сталинизме представители народа ездят на “мерседесах”, а в Югославии сами люди ездят на ^и мерседесах” по доверенности от своих представителей.То есть самоуправление в Югославии это такая ситуация, при которой субъект должен распознать в фигуре, воплощающей “отчужденную” субстанциональную власть (в фигуре бюрократа за рулем “мерседеса”), не только внешнюю силу, противостоящую ему “своего другого”, но и себя самого в своей инаковостии таким образом “смириться” с происходящим”.

Ж. убежден, что прочтение идей Гегеля именно сквозь призму взглядов Лакана способствует новому пониманию идеологии и позволяет избежать, например, иллюзии о “пост-идеологичности” условий современной общественной жизни.

А. А. Грицанов, Т Н. Буйко

3

“ЗАБОТА ОБ ИСТИНЕ ”

понятийная структура философии постмодернизма, фиксирующая креативность, внутренне присущую дискурсу (см.),применительно к истине, понятой как множественная.

Понятие “3. о. И. обретает категориальный статус у М. Фуко (см.)в контексте анализа им следующих проблем: “как возможно конституирование знания?” или “каким образом мысль, как нечто, имеющее отношение к истине, тоже может иметь историю?” В самооценке Фуко, “то, чем я пытаюсь заниматься, — это история отношений, которые мысль поддерживает с истиной, история мысли об истине” Предпринятая Фуко критика “воли к истине” не предполагала, что феномен истины как таковой выпадает из сферы его философского интереса. По Фуко, “те, кто говорят, будто для меня истины не существует, упрощают суть дела” Размышляя о позднем периоде творчества Фуко, его критик Ф. Эвальд отмечал, что в “Истории сексуальности” [см.: “История сексуальности” (Фуко)]речь идет как раз о том, чтобы “проанализировать дискурсивность как векторно ориентированную в отношении истинности” но дискурсивность, рассматриваемую “в чистом виде” вне тех ограничений, которые налагаются на нее нормативными требованиями конкретной культуры, т. е. в той сфере, где истина “принимает форму”, свободную “от мучительных подчинения и объективации”

Таким образом, понятие “3. о. И. связывается постмодернизмом с про- цессуальностью дискурсивности в отличие от понятия “воли к истине” которое, согласно постмодернистскому видению, сопряжено с конкретно-историческими версиями реализации дискурсивных практик. Именно “3. о. И.” как импульс к истинности в своей интенции (а отнюдь не сама истина, якобы выступающая его результатом) являются предметом осмысления философии постмодернизма. Согласно оценке