Фуко, постмодернистские аналитики дискурса радикально отличаются от тех, которые “снова и снова пытались так или иначе обойти это стремление к истине и поставить его под вопрос в противовес самой истине” Операциональное осмысление содержания понятия “3. о. И.” осуществлялось Фуко в общем контексте анализа им социокультурных механизмов детерминации дискурсивной сферы. По его мысли, “3. о. И.” как внутренне присущая дискурсу истинностная интентдио- нальность лежит в основе его векторной (направленной на конституирование истины) природы. Задаваемые же той или иной культурой (соответственно, тем или иным познавательным каноном) правила (=границы) реализации этой векторности фактически определяют ограничивают), с точки зрения Фуко, горизонт поиска истины. Тем самым “3. о. И.” трансформируется в “волю к истине”, а многоплановое “движение истины” в линейный вектор “движения к истине” Тем самым, по мнению Фуко, “функция говорить истинно не должна принимать форму закона” Согласно Фуко, “задача говорить истинно это бесконечная работа: уважать ее во всей ее сложности это обязанность, на которой никакая власть не может экономить, если она только не хочет вынуждать к рабскому молчанию”
Как подчеркивал Фуко, “работать — это значит решаться думать иначе, чем думал прежде” “3. о. И.”, согласно постмодернистской оценке, неотъемлемо выступает атрибутивной характеристикой дискурсивности
(см.).Уже в рамках античной традиции произошло то, что Фуко назвал “великим платоновским разделением” в культуре: “наивысшая правда более уже не заключалась ни в том, чем был дискурс, ни в том, что он делал, — она заключалась теперь в том, что он говорил: ...истина переместилась из акта высказывания... к тому, что собственно высказывается: его смыслу и форме, его объекту, его отношению к своему референту” Важнейшим социокультурным следствием этого ментального разделения явился разрыв между дискурсом и властью: согласно Фуко, “софист изгнан” поскольку дискурс “уже... не связан с отправлениями власти”, а потому и “не является больше чем-то драгоценным и желаемым” Однако, несмотря ни на что, дискурс не утрачивает свой эволюционный потенциал, ибо он гарантирован, по Фуко,
Провозглашенная постмодернизмом переориентация философствования от характерной для классической интеллектуальной традиции “воли к истине” к “3. о. И.” означала радикальный отказ от презумпции “наличной истины” и акцентированную интенцию на усмотрение плюрализма “игры истин” в процессуальности того или иного познавательного феномена.
“ЗАБЫТЬ ФУКО”
(“Oblier Fou cault”, 1977) сочинение Ж. Бодрийяра
(см.).По мысли автора, тексты М. Фуко (см.)предлагают идею “генеративной спирали власти” в ее “непрерывном разветвлении”, а также “текучесть власти, пропитывающую пористую ткань социального, ментального и телесного” Дискурс Фуко “зеркало” тех стратегий власти, которые он описывает.По Бодрийяру, для Фуко существуют лишь “метаморфозы” политики: “превращение деспотического общества в дисциплинарное, а затем в микрокле- точное... Это огромный прогресс, касающийся того воображаемого власти, которое нами владеет, — но ничего не меняется в отношении
Бодрийяр формулирует проблему: может и сама сексуальность (о которой так много писал Фуко), как и власть, “близится к исчезновению”? Если, по Фуко, буржуазия использовала секс и сексуальность, чтобы наделить себя исключительным телом и авторитетной истиной, а затем под видом истины и стандартной судьбы навязать их остальному обществу, то не исключено, что этот симулякр
(см.)плоть от плоти буржуазии, и что он исчезнет вместе с ней.По Бодрийяру, главный тезис Фуко в этом тематизме таков: подавления секса никогда не было, существовало предписание о нем высказываться, существовало принуждение к производству секса. Всей западной культуре был предписан сексуальный императив.
“Спираль”, которую предлагает Фуко: “власть — знание — наслаждение” Подавление никогда не выступало как подавление секса во имя чего бы то ни было, оно оказывалось подавлением
В модели Бодрийяра, секс осциллирует между “производством” и “соблазном”, противостоящим производству. Для европейской культуры сексуальное стало исключительно актуализацией желания в удовольствии. По мысли Бодрийяра, “мы культура поспешной эякуляции” Наше тело не имеет иной реальности, кроме реальности сексуальной и производственной модели.