Согласно Деррида, Платон в “Тимее” именует “X.” “некую
вещь, которая не имеет ничего общего с тем, чему она вроде бы
дает место, по сути ничего никогда не
давая:ни идеальных первообразов вещей, ни подражаний действительному творцу. Под вашим взором проявляется заключенная сама в себя идея. Бесчувственная и бесстрастная, недоступная риторике,
хораобескураживает, она
естьто самое, что делает напрасными попытки уверить, хотя кто-то хотел бы от души поверить или желает заставить верить, например, в фигуры, тропы или соблазны дискурса
(см.—
Н.П.).Ни чувственная, ни умопостигаемая; ни метафора, ни прямое указание;
ни то, ни это; и то, и это; участвующая и не принимающая участия в обоих членах пары, хора, называемая такжевосприемницейиликормилицей,тем не менее похожа на имя существительное в единственном числе, и, даже в большей степени, просто на имя, одновременно материнское и девичье(вот почему мы говорим здесь о хоре вообще, а не о конкретной хоре, как это обычно бывает). Но несмотря ни на что, в опыте, который нам предстоит обдумать, она молча называет только данное ей прозвище и держится по ту сторону любой фигуры: материнской, женской или теологической. А безмолвие, в глубине которого хора якобы называет свое имя, а на самом деле — только прозвище, образованное от своего имени, это, возможно, лишь своего рода речь или же ее потаенность: не более, чем бездонная глубина ночи, возвещающая грядущий день... Она есть как бы то, что еще должно быть, —
необходимость,но не обязательство”По мысли Деррида, “мы не можем даже сказать о ней, что она
нито,
ниэто или что она
одновременнои то, и это. Недостаточно просто напомнить, что она не называет ни того, ни этого или, что она говорит и то, и это. Затруднение, на которое указывает
Тимей, проявляется иначе:
хоракажется то ни тем, ни другим, то и тем, и другим сразу. Вероятно, такая альтернатива между логикой исключения и логикой участия... зиждется на преходящей видимости и противоречиях риторики, а может быть и на некоторой неспособности назвать нечто.
Хораоказывается чуждой сословию [платоновских]
образцовэтой интеллигибельной и незыблемой модели. И тем не менее,
невидимаяи лишенная чувственной формы, она
участвуетв [построении] умопостигаемого очень обременительным, а точнее
апоритическимобразом. Во всяком случае, не будем обманывать себя добавляет Тимей, по меньшей мере не будем говорить себе неправду, заявляя об этом. Осторожность такой
отрицательнойформулы заставляет задуматься. Не обманывать, не говорить неправду обязательно ли это означает говорить правду? И что же такое с этой точки зрения
свидетельство?”По мысли Деррида, “Платон дает понять, что самое трудное для нее (“хоры” —
Н. П.)— приспособиться. [...] Раз она —
хора,то не дает себя с легкостью разместить, лишить себя права свободного выбора места: она в большей мере размещающая, чем размещенная оппозиция, которую нужно в свою очередь избавить от определенного грамматического или онтологическо го выбора между активным и пассивным. [...] Может быть, именно потому, что она по обе стороны противоположности
метафорический смысл/собственный смысл, мысль о
хорепревышает полярность, несомненно аналогичную противоположности
mythosи
logos
.Такой, по меньшей мере, могла бы быть проблема, которую мы хотим подвергнуть здесь испытанию чтением. Предполагаемое следствие может быть таким: из-за этих двух противоположностей мысль
о хореможет возмутить сам порядок противоположности, противоположность вообще, — диалектическая ли она или нет. Оставляя место оппозиции, сама она может не подчиняться никакому ниспровержению. Здесь другое следствие: не потому, что
хорабыла бы неизменно
самой собойпо ту сторону своего имени, но потому, что, переносясь за пределы противоположности смысла (метафорического или собственного), она больше не принадлежала бы ни горизонту смысла, ни смыслу как смыслу бытия”